Башня странным образом позабавила Кацухиро своей несообразностью. Настолько, что он даже засмеялся на бегу. Увидеть такое… Во времена главенства знаний, здравого смысла и возрождения сооружение выглядело невозможным безумием, выпущенным на свободу.
Мир сошёл с ума.
Кацухиро плакал от страха и смеха одновременно, и его горло саднило от дыма и крика. Прямо перед ним подорвавшийся снаряд поднял фонтан земли, вынудив его резко остановиться. Башня двигалась вперед быстрее, чем он мог бежать, сокрушая все вокруг, а ее защита из энергии и металла была непроницаема для любого оружия.
Кацухиро опустился на колени.
— Это безнадежно, безнадежно… — тихо произнес солдат. — Бежать некуда.
Боевые трубы кошмарной конструкции вновь взревели, ослабляя его контроль над рассудком. Стены его разума могли бы полностью рухнуть прямо сейчас и оставить бессвязно бормочущего призывника погибать любым из тысячи способов, если бы вспышка плазменного удара не осветила местность привычным светом и не открыла взору Кацухиро знакомое зрелище…
Окопы были так сильно разворочены, что их едва можно было распознать, а маленький бункер был наполовину погребен под камнем и разрушенным пласкритом. Но он все еще стоял. В его приоткрытую дверь ручейком стекал кровавый дождь, проливающийся на израненную землю.
«Нексус Ноль-Один-Пять».
Сам того не сознавая, Кацухиро побежал ко входу в туннель.
В конце концов, выход был.
Дверь была заблокирована в открытом положении грудой щебня.
Закрыть ее было невозможно, хотя он очень хотел бы отгородиться от ужасов поля боя. Тем не менее, после того как Кацухиро начал спуск в сеть тоннелей, рев сражения немного утих. От полыхающего ада осталось лишь зарево, а шум стал почти терпимым. Когда же призывник спустился до самого низа, вошел в коридор и повернул за угол в прохладную черноту, то какофония и вовсе превратилась в тихий, отдаленный гул.
Сейчас Кацухиро остро почувствовал потерю слуха: слева все казалось приглушенным. Правое ухо хоть и функционировало, но в нем постоянно стоял звон.
Он сделал шаг вперед и, услышав мягкий хруст устилавших пол обломков под сапогом, почувствовал некоторое облегчение. Углубляясь в тоннели, Кацухиро намеревался повернуть на север и подобраться поближе к Стене, находясь в безопасности тоннелей. Люмены были выключены, и темнота давила на него. Земля сотрясалась от бомбардировки сверху. Порой очень сильно. Сверху посыпались обломки. Вне непосредственной досягаемости от взрывов и без прямого контакта с врагом, без всего того, что его отвлекало и занимало, страх нарастал, и потому Кацухиро ступал осторожно.
Дорогу к стене он не нашел. Где-то, возможно, в нескольких местах, он свернул не туда и оказался в коридоре, ведущем к основанию Бастиона 16. Он снова почувствовал запах крови. Споткнувшись о труп на полу, Кацухиро чуть не упал — это, вероятно, спасло ему жизнь, потому что не дало наткнуться на убийц несчастного.
За углом горел тусклый красный свет и слышались голоса.
Солдат пополз вперед, не смея дышать.
Дальше по тоннелю, у основания Бастиона-16, у ящика со взрывчаткой стояли Миз и Доромек, быстро переговариваясь шепотом. Рядом с ними лежали еще два мертвых солдата. В тоннеле было достаточно тихо, чтобы Кацухиро, несмотря на нарушения слуха, мог разобрать, о чем они говорят.
С нарастающей тревогой он подслушивал их разговор.
— Пора, — сказала Мизмандра.
Лицо Ашула застыло.
— Может, нам стоит остановиться на минуту? Сделать паузу, чтобы все обдумать?
Детонатор уютно устроился в ладони Мизмадры. Ее палец лежал на кнопке — даже под слоем грязи ноготь все еще сохранял свою красивую, ухоженную форму.
— Тут и думать не о чем.
Доромек отвел глаза. Под пристальным взглядом Миз ему было сложно подбирать слова.
— Ты когда-нибудь задавалась вопросом, зачем мы это делаем? — наконец спросил он. — Даже если мы на правильной стороне?
Ее взгляд стал жестче.
— Нет. Но ты, по-видимому, задавался, — свободная рука Миз плавно потянулась к кобуре с лазпистолетом. — Мне стоит волноваться?
— Нет, — ответил он. — Я не стану тебя останавливать. Но… — он посмотрел себе под ноги. — После Плутона, — снова начал он. — Стало труднее. Я не знаю, что и думать. Я забыл, во что верил когда-то. Все так часто меняется…