Александр Кравцов
Заблудшие
I
Зима мало кому нравится. Особенно – суровая таёжная зима. Холод пробирает до костей. Конечности начинают жить своей жизнью, в отстранении от рецепторов носителя. Но некоторые возразят, что когда как не зимой перед глазами предстают волшебные пейзажи, окутанные в пушистые снежные меха. Дома, дороги, поля, леса… Любая серость превращается в сказку. Любой пропитанный повседневностью кадр становится яркой картиной, красок которой придают обитатели этой самой сказки.
По белоснежному насту тёк кровавый ручеёк. Русло было спонтанным. «Исток» – сидел, опершись о ствол дерева. Тяжело дышащий парень тщетно пытался сдержать поток покидающей тело жидкости из вспоротого бока и разодранного бедра. Звуки шаркающих в ночи лап, нечеловеческих воплей и рычаний, и когтей, царапающих кору, не сулили ничего хорошего. Голова кружилась. В глазах темнело.
В окровавленной руке парень держал шприц, внутри которого плескалась какая-то непонятная субстанция. Раны на теле сверлили мозг невыносимой болью. Парень старался не издавать лишних звуков. Каждый стон, каждый шорох, любое неосторожное движение – могли стать последними. Снег не переставал присыпать своими хлопьями, а навеваемая холодом и обильной кровопотерей сонливость коварно затягивала веки пеленой пленяющего забытья.
Звук когтей становился всё ближе. Руки слабели. Кровь продолжала наполнять русло багровой речушки, пробивающей себе путь между снежными берегами в лишь ей известном направлении. Трясущимися пальцами парень вытащил из нагрудного кармана своего пуховика фотографию, на которой были изображены он, женщина и мужчина, от которого остался лишь фрагмент. Слеза прокатилась по щеке.
Несколько капель упали на фото. Вязкие и склизкие. Парень ощутил спиной вибрацию, прокатившуюся по стволу. Источник «возмущения» хрипел наверху, над головой у парня, медленно спускаясь вниз, скребя когтями по дереву. Не поднимая взгляда, истекающая кровью жертва сжала шприц и резко вонзила иглу себе в грудь.
II
– Эй, ну всё, хватит. Просыпайся! – бармен потряхивал за плечо уснувшего за стойкой паренька, совершенно не беспокоясь о том, насколько крепко тот спал и какие сюжеты крутились у него в голове.
– А? Что случилось? Я опять уснул?
– Не опять, Никит, а снова… – грузный бородатый мужчина заулыбался. Перед ним сидел молодой парень, периодически заскакивающий за мимолётным расслаблением после тяжёлого дня.
– Умоляю, давай без нотаций, пожалуйста, мне уже двадцать. Да и работаю я. Имею право. Не гунди.
– Имеешь, имеешь, только не трепи нервы мамке своей. Ей и так нелегко сейчас. А в такое время, наверняка, разыскалась поди уже.
– Поди уже спит, – фыркнул Никита, закатив глаза. – В этом городке невозможно потеряться, равно как и спрятаться от неё. Захотела бы – давно нашла.
Туманным будущее бывает в книгах. В историях, написанных блаженными мечтателями. Даже маратель бумаги частенько не знает, куда приведёт его полёт фантазии. Полёт же фантазии жителей Североуральска был предопределён ограниченностью возможных троп, предначертанных каждой человеческой единице с самого её рождения. Так и Никита, отринув иллюзии, был практически уверен, чем сейчас занималась его мать.
Индекс «девятнадцать» в названии города служил клеймом изоляции от мира, от цивилизации. Единственным источником новостей служила городская газета, а возможность покинуть это место была неразрывно связана со сдачей тела на хранение в заколоченный деревянный ящик.
– Устал я, – грустно произнёс парень, – от всего этого. Устал. И книги уже не спасают. Хочется иметь какую-то цель, а её нет. Проживаем дни, прожигаем жизни…
– Ну же, Никит! Чего ты? Где твой юношеский оптимизм, а? У тебя ещё вся жизнь впереди, не вешай нос! – бармен легонько по-отцовски стукнул приунывшего Никиту по «сопатке». – Скажи спасибо судьбе за то, что в такую лютую зиму ты здесь, в городе, а не там, на окраинах.
Никита тяжело выдохнул, утвердительно кивнув головой.
– Вооот, уже лучше! – мужчина одобрительно хлопнул в ладоши. – Поэтому ещё раз прошу, не трепи нервы матери и ступай домой. Ночной бар – не место для таких неискушённых роковыми соблазнами жизни юнцов, поверь мне. Аудитория тут в такое время собирается не самая приятная.
– Ладно. Спасибо. До встречи…
– До встречи, Никит. Береги себя.
Никита встал из-за барной стойки, стянул лежащий на соседнем стуле пуховик и поплёлся к выходу.
Порыв морозного ветра недружелюбно встретил парня за порогом алкогольного царства. На дворе был две тысячи пятнадцатый год. Время, когда высокотехнологичные предметы грёз фантастов прошлого уже обязаны были стать явью и найти применение в серой повседневности жизни типичного современного горожанина. Но не в этом городе. Технологии здесь недалеко ушли со времён Союза, а те редкие «отголоски» окружающего мира, попадающие в город окольными путями, во многом были бесполезны. Кому нужен мобильный телефон, когда связи с внешним миром практически нет? Но Никите было не привыкать. И к холоду, и к изоляции, и к отсутствию каких бы то ни было перспектив. Он был одним из тех, кто рождался здесь, рос, жил, работал тоже здесь, и здесь же умирал, либо пропадал без вести.