— Иди и там убери.
Она робко шагнула в темноту спального помещения, и вскоре оттуда раздался ее испуганный крик. Полицаи заржали. Чижов слышал, как происходила борьба двух тел, а затем послышались лишь девичьи всхлипывание и монотонное постукивание о стену металлического изголовья кровати. Без всяких дополнительных пояснений было понятно, что там происходило. Полицаи замерли в томительном ожидании, посматривая на дверной проем спального помещения. Сейчас они были похожи на стаю собак, ждущей команды вожака. И такая команда последовала. Из темного овала двери появился Степан в расстегнутом кителе, с довольной ухмылкой на лице.
— Кто следующий? — прозвучал вопрос. Отбоя в желающих не было. Василий, на ходу расстегивая ремень на брюках, поспешил сменить своего начальника на кровати. Потом туда потянулись и остальные.
— А ты чего? — усмехаясь, спросил Степа Григория, заметив, что тот не проявляет ни какого интереса к происходящему.
— Или еврейку жалко? Она враг и нечего ее жалеть. Им недолго осталось.
— Боюсь заразиться, — придумал Гришка, что ответить, при этом, не касаясь темы о евреях. Он прекрасно понимал, что если проявит сострадание к этим людям, то даст возможность Бородаю манипулировать этим фактом в борьбе против него.
— Ты, что хочешь сказать, что я болею венерическими заболеваниями? — возмутился Зленко и готов был с кулаками доказать Чижову обратное. Степа довольно кивал головой, как бы поощряя Зленко к таким действиям. Начинать драку с Василем и его дружками, Гришка не собирался.
— В твоем здоровье я не сомневаюсь, — миролюбиво поспешил заявить Григорий.
— А вот насчет еврейки не знаю. Рисковать не стану.
— Для кого здоровье бережешь? Для Стефании? Зря. Обрюхатил я ее, — задел за живое Степан. Гриша сжал кулаки, а Бородай, только и ждал, что парень сорвется.
Обрюхатил! — мысленно повторил Чижов слова визе фельдфебеля. И его Стешу изнасиловал этот гад. От конфликта с Бородаем его спас разводящий, который повел Гришу на пост. Ночью выпал снежок и вся округа преобразилась. Снег прикрыл всю грязь, и стало как-то чище и спокойней, не только на улицах города, но и в душе.
Утром у них появилось начальство не только с «шуцманшафта», но и из комендатуры Сарн. Гришка видел в окно, как беседовали, отойдя в сторонку немецкий офицер, какой-то начальник в гражданской форме одежды и их ротный. За ночь все, кто употреблял в карауле спиртное, успели протрезветь и теперь их вид не вызывал обеспокоенности у руководителей. В помещениях чисто, служба организована, что еще надо? Само появление командования, вопросов не вызывало, сюда частенько кто-то приезжал, но вот солдаты вермахта прибывшие в этот район на пустых грузовиках, несколько смущали. Все стало понятно, когда надзиратели пригнали к КПП несколько десятков местных обитателей. Немецкие солдаты вместе с «шума» стали загонять их в грузовики.
— Куда это их повезут? — поинтересовался Чижов у Степана, который принимал активное участие в погрузке.
— Скоро сам увидишь. Тебе повезло Чиж, сегодня мы разберемся окончательно, кто ты есть на самом деле, — как-то странно произнес Бородай.
— А до этого было непонятно? — обиженно спросил Григорий.
— Лично мне, нет, — лаконично ответил Степан. Что это, очередная проверка? — недоумевал Чижов. Полицейские вместе с солдатами забрались в кузова автомобилей. «Ореl blitz» выпустив из выхлопной трубы сизый дымок, двинулся с места. Сначала Гришка смотрел на серые домишки с облупленной штукатуркой, мимо которых они проезжали. Когда эти пейзажи надоели, перевел взгляд на пассажиров. Гражданские люди совершенно различного возраста сидели на лавках, потупив взор и тесно прижимаясь, друг к другу. Их почему-то совсем не интересовал пробегающий мимо машины пейзаж, словно людям было глубоко все равно, куда их везут. Отдельным персонажем среди общей массы выделялась еврейка в легком пальто. Именно ее Гриша видел в караульном помещении. Совсем молоденькая, можно сказать еще девочка. Что она пережила бедняжка в эту ночь? Взгляд у девчушки какой-то отрешенный, будто-бы ее ничего не интересовало. Город закончился, и грузовик выскочил на проселочную дорогу. Ближайшие поля были припорошены тонким слоем снега. На ухабах подбрасывало и стало значительно прохладней. Каково было девушке в ее тоненьком пальтишке? — подумал Чижов, поднимая воротник куртки. Конечной точкой поездки стал овраг на краю лесного массива. Машины встали в одну линию.
— Приехали. Выгружайтесь, — скомандовал Степан, появившись возле «Ореl blitz». Нехорошие предчувствия закрались в душу Григория. Он с напарником открыл задний борт, и спрыгнул на землю.
— Выходим! Давай быстрее! — поторапливал пассажиров сержант. Люди, подталкивая друг друга стали выпрыгивать из грузовика. Гришка вместо того, чтобы подгонять самых медлительных, протянул руку девушке, чтобы помочь ей спуститься.
— Что, понравилась? — оказался тут как тут Бородай.
— А ну пошла, шалава! — грубо толкнул он еврейку в общий строй. Людей сбили в одну группу и окружили со всех сторон. Затем началось самое страшное. Немецкий офицер начал формировать расстрельную команду. Немцы не сильно спешили занимать в ней места. Вот здесь и решил выслужиться их ротный. Чем не повод проявить свое служебное рвение? Почему бы «шуцманшафту» не поучаствовать в этой операции? По приказу командира роты Степан организовал сразу две команды. В одну из них не без тайного злорадства определил и Чижова. Немцы строили приговоренных людей на краю оврага, а полицаи расстреливали. Сейчас выпал черед приводить в исполнение приговор и отделению Чижова. В одной шеренге с Гришкой стояли Игнатов, Василь Зленко и еще парочка человек. Солдаты поставили напротив них несколько евреев. Среди смертников находилась и девчонка. В отличие от других она не плакала и не умоляла о пощаде. Ветер развивал темные локоны ее волос на гордо поднятой голове.
— Приготовиться! — раздался голос Бородая. «Шума» подняли винтовки.
— Эта, — ткнул сержант рукой, по направлению девушки.
— Твоя. И попробуй только промахнись. Сразу же встанешь не ее место, — предупредил мужчину Степан.
— Гришка, не дури! — зашептал рядом стоящий Игнатов.
— Я за тебя поручился. Если что, то Ходаковский и меня в расход пустит, — скулил Федор.
— Целься! — прошла вторая команда. Чижов сосредоточил зрение на своей жертве. Она слышала, кто будет в нее стрелять, и теперь сама смотрела на Григория. Карие глаза девчонки, не моргая сверлили взглядом взрослого мужчину. Она словно заглядывала в его душу, безмолвно вопрошая: «Как же ты дожил до такого, Гриша?» А, что он? Он, как и все, просто хотел жить, — искал себе оправдания Чижов. Если он сейчас нажмет курок, то обратной дороги не будет. А если не нажмет, то лежать и ему в этом овраге. Что сильнее, мораль или чувство самосохранения?
— Пли! — рявкнул Бородай. Палец автоматически потянул спусковой крючок. Выстрелы отделения слились в один залп. Девчушка, в демисезонном пальтишке вскинув ручонки вверх, опрокинулась на спину, и скатилась по стенке оврага вниз. Этим выстрелом Гриша убил не ее, а частичку своей души. Ведь он никогда не думал, что когда-нибудь станет стрелять в детей и расстреливать мирных граждан. Что случилось с людьми? Почему все так вышло? — задавал он себе вопросы.
— Молодец! — хлопнул его по спине визе фельдфебель.
— Теперь я вижу, что ты свой, — похвалил его Бородай.
Очередной его жертвой стал старик с пейсами на голове, и в шляпе с большими полями. Все последующие жертвы его так не цепляли, как эта девочка в демисезонном пальто, над которой надругались его сослуживцы по батальону. Чтобы не показывать свою боль и растерянность, Гриша замкнулся в себе. Делал, что прикажут и молчал, не выражая ни каких чувств.
Вернувшись в казарму, упал на кровать и уставился в потолок. Дежурный хотел было налететь на мужчину за нарушение распорядка дня, но парни из «шума» остановили его.
— Что это с ним? — поинтересовался дежурный.
— Принимал участие в расстреле евреев, — пояснили полицаи.
— Так это враги, чего переживать? Привыкнет еще, — не проявил тот и капли сочувствия. Его дружок Игнатов, тоже не видел в акции ни чего предосудительного. После отбоя, он даже попытался заговорить с Чижовым.