— Немцы! — догадался парень. Посмотрел по сторонам. Над жиденькими брустверами, словно суслики из нор, высунули свои головы и товарищи Чижова. Значит, противник не остался незамеченным.
— Не стрелять! Подпустить поближе! — пробежал, пригнувшись, за его спиной комбат. Фашисты уверенно направились к мосту, который должен был держать их батальон. Один мотоцикл, второй, третий. Когда же команда огонь? Они так и на их позиции выскочат, а там, в колясках пулеметы и неизвестно, чем это для них может закончиться? Команду он так и не услышал. Была она или нет, непонятно. Сначала бахнул один выстрел, а затем затрещало по всему берегу. Последний мотоциклист попытался развернуться, чтобы обратно перескочить мосток, но прошитый пулей, слетел на своем мотоцикле прямо в реку. Через его окопчик, в сторону моста метнулся их старшина. Распираемый от любопытства Гришка, с винтовкой в руке, побежал следом за ним. Четыре фашиста лежали возле мотоциклов в разных позах. Все они были мертвы. Пятый, громко причитая на своем языке, пытался ползти по мосту. За ним тянулась кровавая борозда. Чижов подошел к мотоциклу, рассматривая поверженного противника. Молодые ребята в серой форме. Они ничем не отличались от них. Может, что обмундирование почище и лица похоленей. А, что теперь толку, коль все мертвы? Старшина копался возле техники. Ему всегда больше всех надо. Вон уже и пулеметик присмотрел.
— Помоги-ка, — попросил старшина Саюн, пытаясь снять пулемет с коляски. Вдвоем им это удалось. И тут хлопнул револьверный выстрел. Это комбат добил раненого фрица. Старшина оставил МГ-34 у Гришки, а сам продолжал рыться в транспортном средстве, разыскивая барабаны с патронами. Гриша покрутил в руках вражеский ствол. Попытался снять барабан с боеприпасами. Получилось. Передернул затвор, поправил сошки. Вроде бы ничего сложного. Поставил емкость с патронами обратно.
— Соображаешь? — остановился возле него политрук.
— А чего тут не понять? Не сложнее нашего «максима», — уверенно произнес Чижов.
— Фамилия? — строго спросил подошедший комбат.
— Красноармеец Чижов, — доложил Гриша.
— Красноармеец Чижов, назначаю тебя пулеметчиком, — одним махом переквалифицировал его комбат из стрелков в пулеметчики.
— Есть! — взял под козырек боец. Майор Близнюк, оставив позади себя подбитую технику, двинулся навстречу офицерам батальона, которые спешили к нему на доклад. Саюн, вытащил из коляски еще два барабана к МГ. К мосту вышло еще парочка солдат, поглазеть на дело своих рук.
— Игнатов, ты, что творишь? — налетел лейтенант на знакомого Гришки, который тоже оказался на месте происшествия.
— Оружие собираю, — ответил солдат, шарящий по карманам убитого.
— А это, что? — успел политрук перехватить часы фашиста, которые Игнатов в виде трофея, пытался отправить к себе в карман.
— Ты, что же мародерством занимаешься?
— Ни как нет! — перепугался боец.
— Знаешь, что за это бывает? — Игнатов предпочел промолчать, сжимая в руке ремень немецкого карабина.
— Смотри мне! — погрозил замполит ему кулаком, и переложил часы в свое галифе. Саюн пристально осмотрел новоиспеченного пулеметчика. Все бы хорошо, но только сапоги у бойца «просили каши».
— Какой размер? — кивнул на его разлезшуюся обувь старшина, а сам мимолетом присматривался к распластавшемуся на дороге фашисту.
— Сорок второй, — как-то виновато признался Чижов. Саюн присел возле трупа и стащил с него сапоги.
— Примерь вот эти, — бросил он сапоги к ногам красноармейца.
— Старшина, вы, что себе позволяете? — возмутился Волков.
— Я тут пресекаю мародерство со стороны красноармейцев, а вы позволяете себе заниматься подобными вещами.
— Это не мародерство, товарищ лейтенант. Посмотрите на сапоги Чижова. Как он сможет в них ходить? У меня других нет. Этому фрицу, они больше не понадобятся, а Чижову подойдут. Кто для нас важнее, пулеметчик Чижов или захватчик Ганс? — задал резонный вопрос Саюн.
— Не правильно у мертвых брать, — смягчил позицию лейтенант.
— Может, и пулемет им оставим? — усмехнулся старшина.
— Оружие, это совсем другое, — не согласился Волков.
— Так, как с сапогами быть? Оставим Гансу или Чижову отдадим? — не отставал от лейтенанта Саюн.
— А, ну вас! — махнул рукой политрук и пошел к комбату.
— Может не стоит? — колебался Гришка, рассматривая чужую обувь.
— Отставить! Ты посмотри, какие сапоги! — показал старшина парню, аккуратно подбитую гвоздями подошву.
— Им сносу нет. Обувай, я тебе сказал, — приказал военный. Чижов сел на землю и стащил свою прохудившуюся обувь. Обмотал портянки и сунул ноги в трофей.
— Ну, как? — ожидал Саюн его впечатлений.
— Не жмут?
— Ни как нет, — довольно доложил Григорий.
— Вот и носи. А ты, чего рот разинул? — переключил внимание старшина на Игнатов.
— Бери патроны. Будешь вторым номером у Чижова. Понятно?
— Что и меня в пулеметчики? — растерялся мужчина.
— Я с пулеметом, не того…, - высказал он свои сомнения относительно такого назначения.
— Вот поэтому и пойдешь вторым номером. Чижов, бери на себя мост. Чтоб по нему никто не проскочил. Давайте, идите, готовить позицию, — отправил парочку Саюн. Тут как раз появился и взводный. Увидев Чижова с трофейным пулеметом, только удивился.
— Ты, что у нас пулеметчик?
— Теперь да. Комбат назначил, — пояснил ситуацию Гриша.
— Понятно, — не стал больше ничего спрашивать Потапов.
— Мне бы с местом определиться, — мялся Григорий. Взводный внимательно осмотрел позицию и указал парням наиболее подходящее место для пулеметного расчета. Гриня, поставил пулемет в указанном месте и взялся за саперную лопатку.
— Ты, Федор, тоже не стой. Нам в землю поглубже врыться необходимо, — дал он наставление своему второму номеру. Лопатки вонзились в грунт, подрывая корни травы. Гимнастерки намокли от пота, и на лбу солдат появилась соленая влага, которая при попадании в глаза, вызывала жжение. Возле них остановился Потапов, который обходил позиции взвода и наблюдал, как ведутся земляные работы. Он присел возле парочки и стал набивать табачком самокрутку. Федор с жадностью смотрел на эти действия сержанта. Ему очень хотелось закурить, а табак весь давно израсходовал. Когда сержант выпустил первое облачко дыма, Игнатов воткнул в землю свою лопатку, и присел на краю вырытого окопчика. Он жадно потянул в себя ноздрями табачный дым и полез в карман за трофейными сигаретами. Замполит успел перехватить у него часики, а вот курево не заметил. Чиркнул спичкой и затянулся сигареткой. Ему хватило пары затяжек, чтобы закашляться. Кислое выражение лица говорило о том, что трофей не пришелся по вкусу. Гришке даже стало жаль товарища. Потапов с усмешкой поинтересовался: «И как подарочек из Германии?»
— Не табак, а опилки, — скомкал и выбросил сигарету в сторону красноармеец.
— Сержант, не жмоться, угости табачком, — попросил он Потапова.
— Сколько тебя знаю, Федя, все время ты был любителем дармовщины. Когда свое иметь-то будешь?
— Хочешь, поменяемся? — протянул Игнатов взводному помятую пачку сигарет.
— Кури свой эрзац сам, — не захотел Потапов такого обмена, но табачка все же отсыпал. Пока Федор занимался изготовлением самокрутки, Григорий позволил себе задать несколько вопросов начальству.
— Вот скажи, Петрович, ты теперь там, в верхах, и тебе многое известно, — начал Гришка.
— Почему так вышло, что столько лет к войне готовились, а она наступила внезапно? Где же это та Красная Армия, о которой показывали фильмы и говорили на всех собраниях? Почему мы вместо того, чтобы воевать на чужой территории, отдаем свою? — задал фундаментальные вопросы Григорий, которые интересовали почти всех бойцов.
— Чего ты меня об этом спрашиваешь? Спроси политрука. Он тебе и расскажет, — ухмыльнулся Потапов.
— Я такой же, как и вы. Если бы не убили лейтенанта Филиппова, то окапывался бы вместе с вами.