— А с этим, что делать? Может нужно сдать тело полиции? Пусть узнают, кто это был? — через полячку довел свои мысли до шуцмана словацкий офицер. Тащить второй труп в город Чижов не собирался. Хорошо, хоть не сказал, что и под елкой еще один лежит. Притащат покойника в управу, а там сразу определят кто это. Не приведи Господи, их еще на въезде в город остановят. Тогда он точно не открутится. Надо Сереге сказать, чтобы он их высадил, не доезжая до блокпоста.
— Свои заберут. Зачем нам бандитов развозить? — ответил Гришка, оставляя «Крука» лежать на обочине.
Насчет их прибытия в Сарны получилось все как нельзя лучше. Встали заранее, чтобы не вызвать ни какого подозрения в участии в лесной перестрелке. Какие действия будет предпринимать лейтенант ему все равно, лишь бы тот не проболтался, кто с ним был. Со Стешей они расписались, как и требовало местное законодательство. Имея соответствующий документ в кармане, можно было не переживать, что Стефанию могут угнать в Германию. У них даже оставалось время, чтобы погулять по городу. Вместо кинотеатра, где преимущественно крутили немецкие картины, Гриша потащил жену в фотоателье, чтобы увековечить их союз на фотографии. Домой вернулись вместе с уездной жандармерией, парни которой выезжали на какую-то акцию и любезно подбросили их до Гуты Степанской. Ровно через три дня Чижов стоял в канцелярии ротного, чтобы доложить об окончании отпуска.
Глава 10
С приходом весны возросла и активность партизан, особенно в Белорусском Полесье. Немецкое командование спланировало карательную акцию, к которой был привлечен и батальон шутцманншафта из Сарн. Сугробы превратились в звенящие ручейки талой воды, которая заполняла все низины и овражки в лесу. Постепенно и она под воздействием солнца и ветра улетучилась, дав толчок бурному росту молодой травы. Весенний воздух по-особенному будоражил человеческий организм. Люди словно оживали, после долгой зимней спячки. Хотелось новых ощущений, какого-то творческого порыва. Те, кто пришел в «шума», как говорится «от сохи», с тоской посматривали на темные борозды крестьянской пашни. Руки сами тянулись к земле, а вместо плуга сейчас, пальцы сжимали цевье винтовок. Их колонна остановилась перед деревенькой, которая попала в списки неблагонадежных и ее жители тяготели к помощи партизанам. Было раннее утро. Крестьяне еще спали. Кое-где из труб тянулся вверх сизый дымок. Чижов вздрогнул от утренней прохлады, представляя, как хорошо сейчас было-бы на лежанке русской печи. Полицейские спрыгнули на землю с бортов грузовиков, которые доставили их в эту глушь. Командиры построили подразделение и еще раз довели задачи, которые должны были выполнить шуцманы. План был достаточно простой. Населенный пункт берется в кольцо, чтобы из него никто не смог покинуть, а затем проводилась зачистка, для выявления партизан их пособников. Отделению Чижова предстояло участвовать в оцеплении. Бойцы вспомогательной полиции, разгоняя реденький туман, который нависал над влажной землей, цепью двинулись к населенному пункту. Ефрейтор Селютин приказал рассосредоточиться по опушке леса. Гришка разместился возле белесого ствола березы. Держа в зубах кусочек тонкой веточки дерева, Гриша прислушивался к шуму леса, как ветер ласкает кроны берез и елок, как щебечут пичужки, порхая с ветки на ветку. Лес, как огромный живой организм, словно разговаривал с ним. От созерцания природной красоты его отвлек шум выстрела. «Шума» вошли в деревню и теперь воздыхания «зеленого океана» отошли на второй план. От опушки до окраины поселения было и не так далеко, поэтому к ним долетали команды полицейских и испуганные крики жителей. Гриша продолжал жевать веточку, уставившись на деревню. Вот от крайней хаты мелькнула фигурка женщины, которая явно собиралась покинуть населенный пункт. Она, пригибаясь, быстро приближалась в сторону оцепления. Ее заметил не только Чижов.
— Стой! Руки вверх! — скомандовал Григорий, как только та достигла опушки. От неожиданности крестьянка даже присела.
— Кто такая? — строго спросил мужчина, направив в сторону селянки ствол пулемета.
— Дуня я, Подгорная, — заикаясь от страха, ответила беглянка.
— Партизанка? — не знал, что и спросить Чижов.
— Какая партизанка? Я с Михайловки, — кивнула она рукой себе за спину.
— К тетке Параске, в соседнюю деревню иду, — стала привирать Дуняша.
— В такую-то рань? — ухмыльнулся Гришка, понимая, что ему нагло врут. Тут ему на помощь подоспели и товарищи. Ефрейтор Селютин, как командир отделения, решил сыграть роль дознавателя. Он забрал с собой женщину и повел ее вглубь леса. Гриша остался у березы, периодически оглядываясь назад, чтобы посмотреть процесс допроса крестьянки. Ничего толком видно не было. Что он там у нее спрашивал? Чего хотел узнать?
Винтовочный выстрел ахнул, словно гром с ясного неба. Веточка выпала у Чижова изо рта. Он не стал покидать свой пост, чтобы посмотреть, что произошло в лесу. Григорий и без этого знал, что случилось. Из кустов появился хмурый ефрейтор и посмотрел на ожидающего пояснений полицейского.
— Партизанская связная эта сука, — зло произнес Селютин, специально для Григория.
— К своим бежала, чтобы их предупредить, — словно оправдывался перед мужчиной командир отделения.
— У меня приказ никого не пропускать.
Гришка поджал губы и отвернулся в сторону. Нет больше Дуни, — возвестил его голос совести.
— Пошли в деревню, — махнул рукой Селютин, которому надоело быть в оцеплении и хотелось поучаствовать в зачистке. Парни поплелись следом за ефрейтором. Вышли к ближайшей к лесу хате.
— Чиж, обыщи сарай, — распорядился Селютин.
— Нас интересует особенно оружие. Остальные за мной.
Обыскать, значит обыскать, — вздохнул Григорий. Он методично сверху вниз облазил все строение и естественно ничего не нашел. Пошел к дому, чтобы доложить результаты, а там, на пороге стоит Абдулла, татарин из Крыма и курит сигарету.
— Селютин в доме? Мне доложить надо, — шагнул Гришка на порог.
— Не ходи туда. Я ему скажу, — остановил его шуцман.
— Это еще почему? — возмутился пулеметчик.
— Занят ефрейтор.
— Чем он таким занят, что не может меня выслушать? — бурчал Чижов. В сенях затарахтело ведро, и послышался отборный мат. На крыльцо вышел их командир отделения, который пытался застегнуть ширинку.
— Твоя очередь, — кивнул Александр татарину, указывая головой на дверь. Тот сделал глубокую затяжку и, выбросив на землю окурок, шагнул внутрь помещения.
— Чего тебе? — наконец-то Селютин справился с ширинкой.
— Обыскал и ничего там не нашел, — доложил Чижов о результатах проведенной работы.
— Вот и хорошо. Иди в другой дом и делай там, все, что захочешь.
— Как это? — не понял Григорий.
— А так! Эту деревню приговорили к уничтожению, и теперь можешь почувствовать себя царем. Бери, что хочешь, люби кого хочешь, жителей все равно всех убьют, — открыл ефрейтор тайну карательной экспедиции. Эта новость просто взорвала мозг Чижова. Разве так можно? Селютин по выражению лица подчиненного понял, что с ним что-то не так.
— Чижов, ты о чем задумался? Это партизанская деревня. Тебе жалко партизан? Ты думаешь, они тебя станут жалеть? Это война. У кого крепче нервы тот и выигрывает, — высказался командир отделения.
— А как же дети, женщины, старики? Их — то за что? — расстроился полицай.
— Я смотрю, из тебя еще не полностью выветрилась большевистская пропаганда.
— У партизан есть жены и родители, которые и живут здесь. Из их детей вырастут такие же партизаны. Пожалей кого-то сейчас и все начнется заново. Это порочный круг, — философствовал Селютин. Гриша понял, что взывать к гуманности бесполезно, еще клеймо защитника советской власти поставят, а с таким здесь долго не проживешь. Он забросил за спину свой ДП-27 и пошел к соседним домам. Выбрал тот, где еще не орудовали его сослуживцы. Заметил, как от окна метнулось перепуганное девичье лицо. В сенях никого. Зато в горнице с иконой в руках стояла хозяйка, будто бы она собралась изгонять нечистую силу, а ее представителем выступал сам Чижов. Возможно, она была и права. Судя по методам работы «шума» ни как нельзя было назвать светлой силой.