— Лучше здесь, чем по лесам ловить партизан, — не сильно огорчался такой службе Григорий. Двери караулки открылись, и сквозь створки, на белом насте снега, образовалась полоска света от керосиновой лампы, стоящей на столе в помещении. В этом светлом проеме появилась фигурка полицейского. Товарищи без труда распознали в вышедшем человеке Пашу Удовику, близкого товарища «человека-горы». Пашка, пошатываясь, справил нужду на деревянную стену будки и, достав ракетницу, выстрелил осветительную ракету. Она с шипением взмыла вверх и словно маленькое солнце на какое-то время заставила темноту отступить. Григорий не поленился привстать с мешка, чтобы посмотреть, как ракета коснется земли. То, что он увидел, в один момент прогнало у него остатки сна. Со стороны леса, пригибаясь, двигалось не меньше десятка человек. Часовой на мосту тоже увидел эту картину и пальнул из карабина. Что тут началось! В их сторону потянулись трассы очередей. Лес ожил, причем сразу с обеих сторон реки.
— Партизаны! — кто-то истошно закричал, и этот возглас моментально оборвался. Наверняка бандитская пуля достала шуцмана. Гришка потянул к себе пулемет и передернул затвор. Пашка запустил вторую ракетницу. Из караулки посыпали наружу сидевшие в ней полицаи. В один момент помещение стало похоже на мишень в тире. Пули вгрызались в доски, прошивая их насквозь. Керосиновая лампа упала со стола, и языки пламени переметнулись на соломенную подстилку помещения. Воспользовавшись возможностью, пока в небе висела осветительная ракета, Чижов высунул в бойницу ствол пулемета и дал очередь по бегущим фигуркам партизан. Один из нападавших показался ему очень знакомым. Куртка, кепка, надвинутая на глаза, ну точно знакомый Валентины Стружук. Может он ошибся? А если нет? Сорок семь патронов из диска улетели в одну минуту. Тиу! — свистели пули над головой. Гришка отпрянул назад, чтобы сменить диск. Рядом сжавшись в комок, сидел Игнатов. Шуцман собирался вновь стать к бойнице, чтобы продолжить огонь, когда грохнул взрыв, и на него упало несколько мешков с песком. В голове звенело. Несколько секунд Гриша не мог прийти в себя. Когда шум в голове немного стих, он выдернул из под завала ручной пулемет, чтобы продолжить огонь. Оглянулся на Игнатова, но того рядом не обнаружил. Федька задал стрекоча через рельсы, в противоположную сторону от леса. Чижов понял, что если он еще задержится здесь, то шансов выжить у него не останется. Шуцман бросил свою точку и побежал в сторону плавней. Сзади ему в спину пальнули из автомата, и поэтому пришлось петлять словно зайцу, чтобы сбить у охотника прицел. К автомату присоединился и карабин. Григорий плюхнулся за какую-то кочку и установил на сошки свой «дегтярь». С насыпи в сторону реки бежал еще один шуцман, а ему вслед дружно палили партизаны. Рыкнул его пулемет и желающих продолжать стрельбу значительно уменьшилось. Теперь можно было бежать в плавни. Он забурился в камыши, проваливая ногами тонкий лед. Поскорее убраться подальше от объекта. На мосту стрельба почти стихла. Защитники или сбежали или просто были убиты. Стараясь не замочить оружие Чижов пробирался вперед. Где-то здесь должен быть и Игнатов. Убитых «шума» на склоне он не видел, значит, Федька прячется в плавнях. Он брел по холодной воде, удаляясь от моста. И тут сзади как жахнет! Гришка от испуга наклонился к самой кромке воды. В воду полетели куски древесины и какие-то осколки. Яркая вспышка осветила всю округу. Темный дым закрыл и без того слабо видимые звезды.
— Мать, твою! — выругался Григорий, рассматривая, что стало с взорванным мостом.
— Гриша, ты? — пискнул знакомый голосок, справа от него.
— Федька? — узнал товарища Чижов. Он пошел на голос и обнаружил в камышах Игнатова.
— Живой?
В ответ полицейский только кивнул головой.
— Что с мостом? — поинтересовался Игнатов, хотя тут и младенцу было понятно, что произошло.
— Нет больше моста. Взорвали его, — не поленился ответить Чижов. Он уверенно направился к берегу, а Федя поплелся следом. С насыпи в их сторону хлопнуло два выстрела. Парни остановились, замерев на месте. Где-то в камышах захлюпала вода. Федор передернул затвор «мосинки».
— Не стреляйте, свои! — донеслось до них. Раздвигая руками сухие стебли камышей, к ним вышел Селютин.
— Ты? — не ожидал увидеть ефрейтора Игнатов.
— Не видишь, что ли? — нервно произнес Александр.
— Уходим, — скомандовал Чижов, продолжая движение.
— Что произошло? Кто это был? — сыпались вопросы от Феди.
— Партизаны, — зло произнес ефрейтор.
— Расслабились вот и получили.
— И что теперь будет? — не умолкал Игнатов.
— Немцы разберутся и накажут виновных. Это из-за тебя все произошло, — произнес слова обвинения Селютин в спину, впереди идущему Чижову. Тот даже остановился.
— А я тут при чем? — не понял Гриша, в чем его обвиняют.
— К кому барышня приходила? Вынюхивала все тут. Кто она тебе? Где ты с ней познакомился? Родная жена не соизволила приехать ни разу, а любовница тут, как тут. Чего она так зачастила? Не все высмотрела? Как раз после ее ухода и напали партизаны, — налетел на Гришку Селютин.
— Ты чего? Не могла Валюха такого сотворить. Она не партизанка, а официантка в пивнушке, — не согласился с обвинениями Федор.
— Что ты знаешь о партизанах? У них, что на лбу написано кто они? Понятное дело, что маскируются. Что ты об этой Валентине знаешь, кроме того, что она официанткой работает? — резонно спросил ефрейтор.
— У нее двое детишек. Не станет она ими рисковать, — привел свой довод Федор.
— И ты с ней знаком? Ну, конечно, вы же друзья. Может, и спите вдвоем с этой бабой?
— Ты не перегибай палку, — возмутился Гришка.
— Давай, шагай! — подтолкнул его карабином в спину Селютин. Это выглядело так, словно Чижов следовал под конвоем.
— На кого же она детишек бросила, добираясь сюда? Да и зачем? Такая любовь или что-то другое? Это ведь она самогонку принесла. Зачем? Чтобы часовых споить? — развивал тему младший командир.
— Ее Лешка Яценко попросил, — напомнил Игнатов причину появления алкоголя на объекте.
— Как совпало. Ваша Валентина даже и не сопротивлялась. А кто ее из города сюда доставил? Кто отвозил обратно? У нее детишки, работа. Не побоялась ведь.
Этот вопрос мучал и самого Григория. Все правильно ефрейтор подметил. А это прощание? Она словно заранее извинялась за свое предательство. Ответ на эти вопросы могла дать только сама Стружук.
Если Селютин донесет на них, то поговорить с Валей не получится. Виновата она или нет, никто никогда не узнает. Их отправят в подвал, а Вальку заберет гестапо. Мост взорван и надо будет искать виновных. Они даже очень кстати подойдут под эту роль. В гестапо умеют работать, и им придется взять на себя всю вину, чтобы выгородить настоящих виноватых. Остались ли еще свидетели визита Стружук, непонятно. Удовика погиб, Яценко убили наверняка, кто там еще мог связать визит женщины с партизанами? Самый умный только Селютин. Сейчас он выслужится и получит повышение. Выходило, что Александр пока единственный свидетель. Не будет его, и никто не спросит за официантку из пивной. Складывалась такая ситуация, что пока живой их младший командир, то он с Федькой прибывает в опасности. Мысль об устранении москвича не вызвала у него ни какого угрызения совести. Ну и что, что свой? Сейчас каждый за себя. Селютин ведь не думает о них? Он заботится в первую очередь о собственной шкуре. Чем он хуже? Решение было принято. Оставалось лишь найти способ внедрить его в жизнь. У Гришки пулемет на плече и снять его незаметно не удастся. Ефрейтор держал карабин наизготовку, словно догадывался, чем для него могло закончиться это путешествие. Если он даже и сумеет выстрелить в шуцмана не факт, что не заденет Федора. Он хоть тоже не подарок, но по сути единственный близкий ему человек в батальоне. Левая рука автоматически нащупала на поясе рукоятку финского ножа.
— А ведь вы правы пан ефрейтор. Вальку то я толком и не знаю. Как любовница неплохая, а как человек, то загадка. Я если честно, то не очень и интересовался, кто она и чем дышит. Что мужику надо? Накормила, напоила и постельку постелила, — не стал оправдываться Чижов. Федька опешил от такого признания.