— Спаситель значит? Ловко ты чужих жен спасаешь.
— А где ты был? Может, мне ее тогда и спасать не пришлось. Хотя бы письмецо чиркнул. Дал женщине надежду, — перешел в атаку Чижов.
— Там где я был почтальоны не ходят. Знаешь, что такое концентрационный лагерь? Откуда тебе знать? Ты ради собственной шкуры быстренько эту форму примерял, а я не сдался. Сбежал, чтобы продолжать борьбу за свободную Польшу, — пафосно заявил Ян.
— Гриша, тоже в лагере был. Это я его оттуда выкупила, — вставила словечко Стефания.
— Значит, сама в дом чужого мужика привела? — переключил поляк свое внимание на женщину.
— А каково мне самой с этим хозяйством справляться? Ты столько пережил, а почему не спрашиваешь, как я тут без тебя жила? Как при Советах спину в колхозе гнула, как плакала по ночам в подушку? Думаешь, мне легко было? И его вытащила, но не для того, чтобы в постель уложить, а для того, чтобы облегчить себе жизнь. Если бы знала, что ты живой, то может, все по-другому было. Не брал меня Григорий Васильевич силой. Могла и отказаться. В таком случае не куда было бы тебе возвращаться. Ты хотел бы, чтоб я в Германии сгинула? Всегда только о себе и думаешь. А он, — кивнула женщина на Григория: «Обо мне подумал».
Такое выступление супруги стало неожиданностью для Яна. Он привык видеть кроткую послушную Стешу, а тут настоящая бунтарка.
— О тебе? Он в первую очередь о себе подумал. Одним махом отхватить бабу с таким приданным. Удачное предложение, — не верил поляк в благие намерения Чижова. Пребывание в лагере озлобило мужчину. Он перестал доверять людям. Слишком много предательства вокруг.
— О чем ты больше переживаешь? О доме, хозяйстве или обо мне? — чуть не плакала Стефания, не узнавая в сидящем за столом Яне своего любящего, заботливого мужа, возвращения которого, так долго ждала.
— О тебе переживаю, — буркнул поляк.
— Накрывай на стол, — потребовал Ян, чтобы Стефания переключилась на другой род деятельности, и не лезла в мужские разговоры.
— Ты зря на Григория злишься. Мы ведь действительно не знали, что ты живой. Похоронка на тебя пришла. Стеша долго не верила, — заступился за сестру Марек.
— А потом поверила? И ты это тоже принял? Ладно, было бы если поляк, а то ведь пришлый, какой-то москаль, — не мог успокоиться Ян.
— Местного он захотел! Может, Бородай был бы получше, чем какой-то москаль? — подумал Гриша, но в слух такого не сказал.
— Григорий нормальный мужик. Он и меня несколько раз выручил, — заступился за Чижова Ковач.
— Значит, подходит тебе этот новый родственничек? — бесился от злобы Ян. Такой разговор хозяйке был не по душе. Она с грохотом поставила на стол тарелку с огурцами и бутыль самогона. Законный польский супруг плеснул в стаканы слегка мутноватую жидкость.
— Ну и как мы с тобой теперь будем делить бабу? — спросил он у Гриши.
— Зачем ее делить? Она ведь не вещь. С кем захочет, с тем и останется. Это ее выбор. Скажет мне, уходи и я уйду, готов был принять любой выбор Стеши шуцман.
— Вы бы не спешили делить жену. Тут еще до утра дожить надо, — резонно заметил Марек.
— Колокола звонили. Бандеровцы напали на соседние села. Вот — вот и у нас будут, — напомнил присутствующим реальное положение дел Ковач.
— И на Ужаны напали, — брякнул, не подумавши, Гриша, и увидев изменившееся выражение лица Стефании, горько пожалел о своем поступке.
— Мама! — всхлипнув, произнесла женщина и ушла к печке.
— Так ты теперь с нами? — еще раз хотел услышать позицию родственника Марек.
— С вами, — ответил Чижов, подразумевая не вступление в ряды армии Краевой, а совместное отражение нападения со стороны украинских националистов.
— Тогда, еще по одной и пошли к старосте. Твой пулемет лишним не будет. Споры оставим на потом. Главное сейчас выжить. Если они придут в село, пощады никому не будет. Стефания, ты собери на всякий случай все необходимое. Может, придется бежать из Гуты, если получится, — уже более тихо добавил Марек.
Глава 18
К середине лета Гуту Степанскую наполнили толпы беженцев из соседних сел, которым удалось вырваться живыми из лап украинской повстанческой армии. Безжалостные рейды ОУН-УПА по польским селам привели к тому, что села Гута Степанская и близлежащие Вырки, стали центрами сопротивления украинским националистам и местами скопления польского населения. Поляки, преследуемые бандеровцами, вымещали свою злость на украинцах, совместно проживающих с ними в населенных пунктах Волыни. Это вызывало еще большее напряжение в обществе и порождало ненависть между народами. Еще с конца 1942, а особенно активно в 1943 году стали создаваться отряды самообороны, как украинские, так и польские. Если первых активно поддерживал ОУН-УПА, то последних Армия Краева и в ряде случаев отряды советских партизан. Подобный отряд был создан и в Гуте. Оккупационные власти в полной мере не могли контролировать военно-политические процессы, протекающие в этой части Рейхскомиссариата Украина. Таким положением дел воспользовались и в Гуте, сменив старого старосту новым, выражающим интересы польского населения села.
В пятницу 16 июля 1943 года в окошко хаты Оксаны Богдановны кто-то негромко постучал. Наталья, убаюкивающая капризного Ванюшу, удивленно подняла голову.
— Кого там еще принесло? — заворчала пожилая женщина, направляясь к выходу их дома. Брякнул крючок на входной двери и Наташка услышала мужской голос: «Здравствуйте Оксана Богдановна».
— Добрый день пан староста, — послышалось в ответ.
— Ну, какой я теперь староста? Выгнали меня поляки. Не доверяют больше. Разве вы не были на сходе? — интересовался гость.
— А что толку туда ходить? Мы разве что-то решим? Вон их сколько понаехало. Кто теперь украинцев слушать станет? — сетовала на такое положение дел хозяйка.
— И то, правда, — согласился собеседник.
— Может, пригласите в дом? Не хотелось, чтобы нас увидели, — напросился в гости бывший староста. Послышалась возня и в комнату вошел пан Крычильский.
— А что же волость по этому поводу говорит? Это же форменное самоуправство, — решила Богдановна обсудить отставку сельского старосты.
— Им все равно кто тут будет, лишь бы план заготовок выполнялся, — вздохнул Якуб.
— А к нам-то по какому делу, что сторонних глаз боитесь? — взяла «быка за рога» Наталья.
— Хотел весточку от Александра передать, — перешел к делу Крычильский.
— От Саши? — встрепенулась молодая женщина.
— Где же вы его видели?
— Сам не видал, но добрые люди подсказали. В Старой Мельнице их сотня стоит, — назвал Якуб местонахождения парня.
— Так это совсем рядом, — обрадовалась Деревянко.
— Соскучился. Хотел увидеть.
— Так пусть бы приходил, — простодушно ответила Наталья.
— Куда? В село не пробраться. Украинцев никуда не выпускают и не впускают. Дроздовский везде своих людей расставил, — вернул ее к реальности бывший староста.
— Прямо таки везде? Мамо, я к Саше хочу, — озвучила свое желание Наташа.
— Куда тебе? Ваньку я грудью кормить стану? — осадила дочь Богдановна.
— Я так по нему соскучилась. Как он там? — продолжала выспрашивать молодая женщина, на какое-то время, забыв о капризах ребенка.
— Выздоровел после ранения, — продолжал Крычильский.
— Ранения? — одновременно спросили женщины. Ничего о ранении Александра они не знали. Сашко давно не присылал ни каких весточек.
— Мама, я пойду в Старую Мельницу, — категорично заявила дочь.
— Нет уж, сама схожу. Останешься с ребенком. Проведаю Сашка, и обо всем тебе расскажу, — не соглашалась Богдановна.
— А как же часовые? — изобразил на лице переживания гость.
— Я здесь родилась и знаю все тайные тропы, — гордо возвестила Оксана.
— Никто меня и не заметит. Я туда и обратно. К утру и вернусь, — приняла решение хозяйка дома.
— Вы, что действительно собрались в Старую Мельницу? — решил Крычильский проверить намерения женщины.
— Конечно, если вы нас не обманули, конечно, — подтвердила Богдановна свое желание наведаться к зятьку.
— Что вы! Кто таким в наше время шутит? — замахал руками гость.