Ведь он в ней самой не нуждался. Он завтра же мог уехать отсюда и создать себе новую, удобную жизнь. Пэйс получил образование. Где-нибудь, где нужен опытный адвокат, он найдет место, найдет других женщин. Он был близок с женщинами покрасивее Доры, чувственными, страстными, которые давали ему все, чего он желал. Может быть, в этом все его затруднения. Может быть, ему нужно физическое освобождение, которое от Доры он сейчас получить не может? Но Пэйс понимал, почему Дора сейчас не может удовлетворить его желание, и он понимал, что не сможет уехать.
У него теперь дочь. Он не желал этого ребенка, и Дора тоже, разумеется, о нем не просила, но все равно есть дочь, его плоть и кровь. И еще Пэйс знал, что значит быть нежеланным и нелюбимым ребенком. Его отец никогда не скрывал, что появление Пэйса на свет стало для него неприятным сюрпризом. И он, Пэйс, не позволит, чтобы его дитя испытало те же чувства, какие он сам испытывал в детстве. У Фрэнсис будет родной дом и любящие родители, чего он никогда не имел. И Дора его научит, как все это дать ребенку.
И еще: ему теперь есть, для чего жить. Дора, конечно, всегда могла бы найти мужа получше, но у Фрэнсис никогда не будет второго настоящего отца, любящего ее уже только за то, что она его дочь. Да, он сможет справиться с собой. И он хочет быть отцом и мужем, вот только как сделать так, чтобы Дора на него не набрасывалась?
Он услышал голодный, требовательный крик дочери и улыбнулся. Они с Фрэнсис похожи, они заодно, и Дора не сможет сопротивляться обоим сразу. Поднимаясь по лестнице, Пэйс знал, что не сделал Доре одолжения, женившись на ней. Он плохой муж, у него дурной характер, он скверный фермер. Но ведь она некогда видела в нем нечто достойное. Может быть, увидит это снова, а он тоже поймет, чем обладал, и снова найдет дорогу к утраченному.
Когда он вошел в спальню, Дора взглянула на него с удивлением. Страха в ее взгляде не было, или же она сумела быстро подавить его. Она не улыбнулась навстречу и снова обратила все внимание на ребенка, сосущего грудь. Да, черт возьми, он слишком долго сам не приникал к ее груди. Пэйс почувствовал напряжение в паху. Желание было сильным. Он обходился без женщины уже девять долгих месяцев. После тех июльских ночей с Дорой он не желал дешевых армейских шлюх. И самое любопытное, давно не желал ни одной женщины, кроме Доры.
И Пэйс даже не знает, почему желает ее. Такая она маленькая, хрупкая и вряд ли относится к тому чувственному типу, который он предпочитал раньше. Дора была неяркая.
Волосы такие светлые, что кажутся почти серебряными, и кожа на щеках тонкая и прозрачная, словно самый дорогой фарфор его матери. Но когда она смотрела на него своими чудесными синими очами, он видел перед собой ангела, и ему уже никакая другая не нужна была. Обладая небом, кто захочет опять опуститься на землю?
Да, он слишком налегал на поэзию в школе. Тем не менее, действовал Пэйс по привычке. Сидя в кресле, снял сапоги, встал, повесил сюртук в шкаф. Дора лампу не погасила, и он чувствовал не оборачиваясь, что жена пристально наблюдает за ним, но оба молчали.
Пэйс подождал, пока ребенок насытится, и только потом подошел к постели. Он снял рубашку, но оставил из чувства приличия кальсоны. Пэйс почувствовал, что, прежде чем отдать ребенка, Дора заколебалась, но, ничего не сказав, передала ему свою ношу и разрешила уложить Фрэнсис в колыбель. Он поцеловал беспокойную малышку в лобик, положил ее на бочок и укачивал, пока та не заснула. У нее были его волосы. Хорошо бы девочка унаследовала глаза матери.
Когда он подошел к постели, Дора поспешно задула лампу. Пэйс улыбнулся при виде такой запоздалой скромности, но ничего не сказал. Он сам немного нервничал и не мог понять отчего. Он знал, что нельзя себя навязывать Доре так скоро после родов, но не знал, когда это будет возможно. Она слишком хрупка, чтобы рожать часто и иметь много детей. С ней надо обращаться бережно. Хорошо бы расспросить на этот счет человека сведущего, но Дора как раз и была таким человеком, знающим ответы на подобные вопросы. Однако говорить с ней об этом сейчас невозможно.
Он так и лег в кальсонах, чтобы не встревожить ее больше, чем следует, при этом матрас сильно опустился под его тяжестью, и она слегка подпрыгнула.
– Спасибо за твою попытку защитить меня, – сказал Пэйс серьезно.
К. его удивлению, она разрыдалась и, отвернувшись, зарылась лицом в подушку, чтобы заглушить всхлипывания.
Да, он, конечно, сказал это с некоторой выспренностью, но никак не ожидал подобной реакции. Вообще-то он думал, что Дора рассмеется. А он так давно не слышал ее смеха. И за это винил опять-таки себя.
Пэйс осторожно прикоснулся к ее руке. Дора ее не отдернула, но и не повернулась к нему.
– Прости, Дора. Ты меня удивила, вот и все. Я глазам своим не поверил.
– Я и сама от себя этого не ожидала, – плакала Дора. – И теперь не знаю, кто же я на самом деле. На душе у меня сейчас просто ужасно. Я ненавижу тех людей и всех, кто на них похож. Я устала от их угроз и оскорблений. Мне захотелось дать им сдачи. Мне захотелось этого. Но я не смогла. Я ничего не могу. Я такая никчемная и не знаю, как мне теперь быть.
И она так яростно стала бить кулаком в подушку, что Пэйс стал опасаться, как бы не полетели перья. Он ухватил ее кулак и сжал его в ладони.
– Дора, если тебе кто-нибудь из них угрожает, я хочу об этом знать. В этом мы с тобой заодно. Ты больше не одинока в этом мире. Когда ты была маленькой, ты била своей куклой по головам моих врагов. Теперь предоставь мне право поступать и с твоими недругами так же.
Она шмыгнула носом, разрешив ему удерживать свою руку, но так и не поворачивалась к нему лицом.
– Мне весь мир угрожает, и я устала это терпеть. И ты, Пэйс, помочь мне не сможешь. Я сама должна спасти себя.
Волосы у нее все еще были короткие, но уже достаточно отросли, чтобы виться на затылке и обрамлять завитками лицо. Пэйс погладил их своей большой ладонью.
– Ас квакерами ты чувствовала себя в безопасности, да?
Дора помолчала немного, потом ответила:
– Да, наверное. По крайней мере я не чувствовала себя одинокой, и они никогда не сделали мне ничего дурного.
Мир, где женщины и мужчины всегда разговаривали тихо и мягко и никогда не носили оружия, был совершенно чужд тому миру, который знал и в котором жил Пэйс. И у него возникло странное, непреодолимое желание покоя и тишины, но он знал, что не подходит этому мирному миру. Среди черт его характера никогда не было места покорности и послушанию. Он был категоричен и поступал в соответствии со своими мнениями, не сообразуясь с мнениями других людей. И квакеры, наверное, единожды нарушили бы свои принципы и застрелили его, попытайся он войти в их общину. Но Дора была с ними в безопасности, не то, что с ним, Пэйсом. Ему, правда, после событий сегодняшнего вечера не казалось, что Дора так уж беззащитна, но не хотелось ей возражать.
– А не могло бы помочь делу… Как ты думаешь, может, тебе хочется пойти со мной в церковь? – осторожно осведомился Пэйс.
Вот тут она повернулась. Повернулась и уставилась на него в темноте.
– Но ты же никогда в жизни не посещал церковь, Пэйс Николлз.
Он слегка пожал плечами.
– Но ведь меня крестили в ней когда-то, моя мать в свое время всегда ходила, Джози иногда туда захаживает. Возможно, это не такая уж плохая мысль. Ты сможешь больше и чаще выходить, видеться с людьми, с кем-то подружиться. И тогда, может быть, не станешь чувствовать себя такой одинокой.
Его мысль ее испугала. Пэйс мог это почувствовать по тому, как она вся напряглась под его прикосновением. Он не мог упрекнуть ее за это. Богобоязненные прихожане недолюбливали его и презирали. Да и Доре будет нелегко среди людей, которые многие годы насмехались над ее привычками и манерой говорить.