-То есть вы предлагаете, не дожидаясь такого развития событий, просто подписать разрешение на отключение аппаратов жизнеобеспечения? – молодая женщина не узнала свой собственный голос, произносивший эти слова, а где-то в душе занялась робкая надежда, что все это чудовищная ошибка, что она лишь неправильно поняла обеспокоенного сверх всяческой меры доктора.
-Увы, я обязан дать вам наиболее вероятный прогноз, – качнул головой Егор, отметая сей слабый голосок.
-Доктор, нашему сыну на днях исполнилось два года, что я скажу ему, когда он вырастет? Что лишила его отца единственного шанса сама, собственными руками? – в ненастных глазах, смотревших на него, заплясали тревожные искры.
Очевидно бессмысленный аргумент, но других у нее почти не осталось, Егор не отказывался лечить Романа, но и не считал это лечение целесообразным. Какое ему, да и всем прочим, могло быть дело до их с Ромой малыша....
-Полина, вы все не осознаете реальность, - возразил ее оппонент, будто бы подтверждая последнюю мысль, - у господина Рябинина нет шанса, о котором вы говорите. Я не призываю вас подписать никаких бумаг, а лишь просто понять истинное положение вещей. Мы не Боги, чудеса не наша епархия….
-Тогда, как вы можете знать, что чуда не произойдет! – Полина резко поднялась с места и отошла к окну.
Яростная волна злости внезапно охватила все ее существо. И справиться с ней оказалось задачей отнюдь не из легких.
-Этот разговор не имеет смысла, - грустно проговорил доктор, вероятно почувствовав витавшее в комнате напряжение.
-Вы правы, – обернувшись, согласилась с ним Поля, – но я не подпишу, никогда не подпишу!
Все в ней в эту секунду твердило о правильности выбранного решения: и нервно вскинутый подбородок, и стиснутые помимо воли кулачки, и яростные дождливые океаны глаз.
- Даже если у Ромы есть один шанс из миллиарда против, мы будем его использовать!
Берестов посмотрел на нее как то странно и тоже поднялся на ноги.
-Я не стану оспаривать этот выбор, вне зависимости от мнения проведенного вчера консилиума. В конце концов это в первую очередь касается интересов вашей семьи. Скажу лишь, что господину Рябинину определенно повезло, – задумчиво констатировал он.
В заблестевших глазах напротив на секунду мелькнуло удивление.
- Нет, Егор Владимирович, если бы вы знали, как сильно вы заблуждаетесь, - тихо вымолвила Рябинина, - но это уже не имеет никакого значения.
-Я не понимаю, что вы хотите этим сказать, но, собственно говоря, это действительно не имеет значения, - мягко отозвался мужчина, - кроме того факта, что вы очень любите своего мужа и, возможно, это и есть его единственный шанс. Пойдемте, я вас к нему отведу.
-Пойдемте, – рассеянно кивнула Поля, стараясь не думать о последних словах врача.
Но самоуверенный голос остался звучать в ушах: «Вы очень любите своего мужа и, возможно, это и есть его единственный шанс». Почему же он это сказал? Да, она отказалась дать разрешение на отключение системы, но на ее месте так поступила бы любая жена. Сожаление пронзило Полину словно удар кинжала. Она не любила своего мужа, не любила никогда, но именно в эту секунду отдала бы не задумываясь все, чтобы любить.
В палате остро пахло лекарствами, чужой болью и чем-то еще, молодая женщина не сразу поняла, чем именно. Она стояла у дверей, не решаясь подойти ближе. Этого человека, опутанного проводами и капельницами, она не знала. Роман, каким его помнила Полина, всегда был сильным, уверенным в себе и даже в какой-то мере опасным.
Еще одно непреодолимое препятствие между ними, род занятий ее супруга оставлял огромный простор для богатого воображения. Рябинин был крупным финансовым магнатом, вероятно, чересчур крупным для своих тридцати лет. Наследство деда сыграло тут не последнюю роль, но все-таки Полина отдавала дань и способностям самого Романа, математический ум ее мужа девушку восхищал.
Однако была и другая сторона медали, странные люди, приходившие к ним в дом в долгие субботние вечера, длинные разговоры за закрытыми дверями игрового салона, вечной головной боли Полины. Увлечение мужа картами и дорогими автомобилями постоянно служило поводом для скандала. Рома менял модели машин как перчатки, как только в его собственный автосалон поступала очередная новинка, дорогая игрушка немедленно оказывалась в руках Рябинина. Он любил скорость, жил на скорости и вот…. Ведь подвела его именно эта любовь.
Полина заставила себя проглотить комок, подступивший к горлу, и, медленно подойдя к кровати, присела рядом, на самый краешек придвинутого к ней стула. Подняв глаза, молодая женщина взглянула на мужа, даже в эту минуту, будучи бледным, с заострившимися чертами лица, с черными кругами под ободком плотно сжатых ресниц, он оставался волнующе красивым. Эта мысль поразила девушку своей неуместностью, человек умирает, а она любуется его красотой, ненужной ей красотой. Стараясь не смотреть на многочисленные синяки, царапины и ссадины, рассыпанные в хаотичном беспорядке по телу молодого человека, Рябинина сфокусировала свой взгляд только на лице.
Ее душу парализовывал страх, почему она ничего не чувствует? Хотелось заплакать, закричать, забиться в истерике, но не было слез, не было слов и никаких ощущений вообще не было. "Я чудовище, – отстраненно мелькнула коварная мысль, – должно быть, абсолютное чудовище".
Пересилив себя, молодая женщина протянула ладонь и дотронулась до руки Романа. Рука была теплой и такой странно знакомой, хоть они никогда не ходили держась за руки, как счастливые супруги. Вся их совместная жизнь была чередой боли, ссор, одиночества.
Одиночество, вот чем еще пахло в этой палате, одиночеством и отчаянием. Крепче стиснув похолодевшими пальцами широкую теплую ладонь, Поля пыталась сморгнуть набежавшие соленые капли. Там, где-то очень глубоко внутри, вспыхнула искра сострадания, разрастаясь подобно волне цунами, она заполнила собой все ее существо за считанные секунды. Вместе с ней пришло что-то еще, от чего Полина хотела и не могла отмахнуться. Из груди вырвался судорожный вздох, она уже ничего не видела из-за пелены слез застилающей глаза, эмоции, покинувшие было измученную душу, вернулись разом, разразившись ураганом, сметавшим все на своем пути.
И страшная черная пустота, с которой она жила долгих семь лет, отступила. Яркие вспышки воспоминаний озаряли ее воспаленное сознание одна за другой. Мрак исчезал, капитулировал перед чем-то новым и всесокрушающим, чему не имелось названия. Это что-то ворвалось в ее мир так внезапно и торжествующе, словно гимн самой жизни.
Непонятная прочная близость вдруг связала ее с человеком, который всегда был для нее просто чужаком, проблемой, отчаяньем. Молодая женщина ухватилась за это новое чувство, как утопающий за соломинку. Ей было все равно что это - жалость, угрызение совести, самопожертвование. Сердце сильнее заколотилось в груди, подсказывая ответ на измучивший душу вопрос, но Полина не хотела ничего выяснять сейчас. «Не время», – прозвучало в ушах так ясно, будто кто-то произнес ее мысль вслух. Она тихонько склонилась к мужу и непослушно застывшими губами произнесла: