— Может ли ваша светлость что-нибудь сказать по поводу происшествия? — услышала Петрина его вопрос.
— Нет! — отрезал герцог. — И я не понимаю, почему вы называете меня «ваша светлость».
— Но если я не ошибаюсь, вы — герцог Рэнлэг, ваша светлость, — ответил Николас.
— Это не соответствует истине, и я запрещаю вам публиковать столь клеветнические измышления!
— Но публика интересуется всем, что касается знаменитой мадемуазель Ивонны Буврэ.
— Я не желаю, чтобы cette histoire[3] была опубликована в газете, — вмешалась Ивонна. — Убирайтесь! Allez**[4]! Оставьте нас в покое! Мы не желаем, чтобы о нас писали в газетах.
— И это очень понятное желание. — Николас Торнтон поклонился и хотел было уйти, но герцог остановил его:
— Послушайте-ка, старина!..
Он тихо о чем-то заговорил, но Петрина нисколько не сомневалась, о чем именно.
Герцог хотел подкупить Торнтона, не подозревая, разумеется, что тот уже подкуплен. Петрина все заранее предусмотрела и, когда они только начали вырабатывать план, предупредила Николаса:
— Сколько бы герцог вам ни предлагал, желая купить ваше молчание, я дам вам больше. Я не хочу, чтобы вы были в убытке из-за того, что помогаете мне.
— Я и себе помогаю, — ответил тогда Торнтон.
— Но вы много трудитесь и очень добры!
Петрина подумала, что готова отдать все свое состояние, лишь бы спасти графа от двух женщин, которых ненавидела. И сейчас, глядя на подходящего к ней Николаса, она радовалась, что одним выстрелом убила двух зайцев: избавила графа от необходимости жениться на леди Изольде и поддерживать связь с Ивонной Буврэ, которая обманывала его.
Глава 6
— Мистер Ричардсон, я возвращаю брошь и браслет, которые надевала вчера, — сказала Петрина, — и хочу узнать, могу я подобрать что-нибудь из драгоценностей для сегодняшнего вечера.
— Разумеется, мисс Линдон, — ответил Ричардсон. — Что вы хотели бы: ожерелье или брошь?
— Наверное, ожерелье. У меня шелковое платье цвета бирюзы, и, думаю, бирюзовое ожерелье очень к нему подойдет.
— Уверен, что так.
Ричардсон отпер сейф и вынул несколько кожаных футляров, в которых хранилось с дюжину ожерелий.
Коллекция стэвертоновских драгоценностей была столь велика, что содержала украшения из почти всех известных камней — бриллиантов, рубинов, изумрудов, сапфиров, бирюзы и топазов. У Петрины разбежались глаза — одно ожерелье было краше другого, и какое из них подходит ей больше? Одних только бирюзовых ожерелий было три: с бриллиантами, с жемчугом и еще одно, довольно пикантное, с сапфирами и рубинами.
Петрина все еще решала, какое больше подходит к ее вечернему туалету, когда дверь комнаты отворилась и она услышала, как слуга сказал:
— Я принес ключи от дома в Парадиз-Роу, сэр.
— Благодарю, Клементс, — невозмутимо ответил Ричардсон, — повесь их на доске.
На стене была доска с крючками, на которых висели ключи от всех комнат Стэвертон-Хауса и, как предполагала Петрина, от других домов, принадлежавших графу.
Она не могла удержаться от удовлетворенной улыбки, поняв, что Ивонна Буврэ освободила дом в Парадиз-Роу от своего присутствия, а граф себя — от связи с ней.
История с пожаром получила огласку — сначала только на страницах «Курьера», а затем была перепечатана в нескольких других. Одновременно с этим появились листовки с карикатурами, изображавшими герцога и Ивонну в компании пожарных, заливающих пламя. Особую пикантность происшествию придавало то обстоятельство, что пламя было вызвано пиротехникой и большой опасности не представляло. Виновник события остался неизвестен. Одни считали, что это злая шутка случайного прохожего, другие утверждали, что это дело рук озорников мальчишек.
Как бы то ни было, событие вызвало большой интерес в обществе, и, хотя Петрина никоим образом не могла узнать, что обо всем этом думает граф, она не сомневалась, что после этой скандальной истории он перестанет покровительствовать Ивонне Буврэ.
Ее план сработал, и Петрина была довольна.
Поднимаясь наверх, чтобы переодеться в платье для верховой езды, она на секунду задержалась у двери графа. Ее страшно занимал вопрос, так ли просто он расстался с леди Изольдой.
Вдовствующая герцогиня чувствовала себя не вполне здоровой, и Петрина зашла к ней сказать, что во время верховой прогулки ее будет сопровождать грум.
— У тебя веселый, счастливый вид, дорогое дитя, — проницательно глядя на улыбающуюся Петрину, сказала старая герцогиня.