А ничем.
После хлесткого удара негру по лицу оба замолчали и немигающее уставились друг на друга.
Георг не мог сказать за Лулумбу, тот стоял к нему спиной, но вот Пахира за все время зрительной дуэли, длившейся минут пять, не моргнула ни разу. Противостояние прервал механоид, в окружении свиты появившийся на Арене через открывшийся в стене проход.
— Тишина! — известило насекомое. — Вы выбрали Вождя и прошли первый этап отбора. Мы проверили ваш характер и силу воли. Мы изучили ваше тело и ваши возможности. Некоторым мы даже заглянули в голову и узнали их самые сокровенные мысли и желания. Все это мы учли и взвесили, приняв вердикт — вы все достойны! Все, кто дожил и дошел до этого момента, заключит бессрочный договор с нашим Торговым Домом.
Тут бы радоваться, но пока что люди лишь озадачены и не понимают чего ждать дальше.
— Но прежде чем заключить контракт вы должны сделать еще кое-что. Не волнуйтесь, боев насмерть больше не будет. Вам необходимо выучить язык нашего Дома.
Толпа вздохнула с облегчением
— Все за мной!
Люди беспрекословно поплелись вслед за роботом в открывающийся только для него проход, но тот их быстро покинул, скинув обязанности по сопровождению, а точнее по конвоированию на своих металлических собратьев. Таинственный коридор, из которого все время на Арене появлялся механоид, оказался ничем иным, как тоннелем, соединяющим по прямой центр этажа и зал с лестницами на другие палубы и этажи. Лестничный пролет на этот раз был открыт. Вождь механоидов поехал на лифте, а люди, следую командам механоидов, потянулись длинной змеей по лестничным переходам, уходящим ввысь.
Шестнадцать пролетов насчитал Георг, и еще полчаса ожидания, когда в зал, заставленный металлическими гробами, поднимутся все люди.
— Разбейтесь на три очереди и заходите по одному.
Три двери, три очереди и двадцать пять минут в среднем на человека, именно столько занимало таинственное обучение. Обучившихся больше не было видно — видимо они шли дальше, в новый зал.
— Нас две тысячи, семьсот в одну дверь, двадцать минут… — Семен принялся вслух подсчитывать время до окончания процедуры. — Тысяча четыреста делим на шесть, двести тридцать часов.
— Десять суток? — Маргарину, как и остальным такой прогноз не понравился. — Нужно сразу в начало идти, среди этих гробов мне неуютно.
«Эх, знал бы ты как мне неуютно» — подумал Георг, которому все это напомнило мать. Но в слух сказал совсем другое:
— Сидим до конца, пойдем последними.
— Как скажешь, кэп! Не зря же я ее сюда по лестнице нес?
Речь шла о печке, которая уже заняла место на полу, а Евгения начала доставать нехитрые припасы. Тут просто разогретые на печке питательные кубы намного вкуснее, а у них было мясо, которое необходимо было как можно скорее съесть.
На импровизированный пикник на обочине очереди сразу же стянулись страждущие и просящие, но моментально наткнулись на ствол пистолета в руках Евгении, готовой до смерти защищать свой обед. Пришел и вождь, но лишь неодобрительно посмотрел и ушел дальше, в самое начало очереди, где постоянно вспыхивали конфликты в стиле «Вас здесь не стояло!». Точно такие же драки были и среди восьмых, а в средней очереди, где были и восьмые и семнадцатые, совсем непонятно кто с кем скандалил, и Вождям приходилось постоянно вмешиваться, правда в основном это переходило в очередной скандал, только уже между Лулумбой и Пахирой.
Шесть часов, именно за столько по внутренним ощущениям Георга, прошло с момента начала обучения. И вот теперь он и Лулмба последние из семнадцатых в зале. Евгения, Семен и Маргарин с котом уже на той стороне. Восьмых больше, человек сто- сто двадцать, и они, осмелев, уже подгоняют и торопят Георга.
Шаг в открывшийся проем, где человека ждет механоид, точно такой же, как и прежде.
— Идите за мной. — а не, не такой же! Голос другой!
Короткий коридор и еще одна дверь, открывшаяся перед Георгом.
— Папа? — старый знакомый, стоящий посреди небольшой комнаты все же смог Георга удивить и заставить высказаться вслух.
— Не стойте, проходите! — поторопил человека робот.
Георгу тяжело было не узнать отца, с которым он так много проводил времени вместе в детстве, если это возможно было назвать детством. Однако, подойдя поближе и присмотревшись, он понял, что ошибся — этот отец выглядел намного хуже. Затертый до полной непрозрачности пластик, сколы и глубокие царапины на металле, жгуты проводов напополам с трубками самого разного диаметра, проходившими там, где они точно не должны были проходить. А во всем остальном все тот же «папа». Все такой же холодный и безэмоциональный аппарат, подаривший своим детям все знания об окружающем их мире.