Кольцо вокруг восставших не вполне защитило запатистов. В декабре 1997 года произошла зверская резня в Актеале, где были убиты сорок пять сторонников запатистов, находившихся на молитве в церкви, – большей частью женщины и дети. И ситуация в Чьяпасе по-прежнему отчаянная: тысячи людей изгнаны из своих домов. Но правда и то, что ситуация могла бы быть гораздо хуже, потенциально с гораздо более крупным американским военным вмешательством, если бы не международный нажим. Исследование, проводимое RAND Corporation, утверждает, что внимание антиглобалистского активизма проявилось как раз «в тот период, когда США могли тайно замышлять силовое сокрушение восставших».
Так что стоит спросить: какие идеи оказались настолько могущественными, что тысячи людей взялись сеять их по всему миру? Эти идеи имеют отношение к власти и к новым способам ее себе представлять. Например, идею о том, чтобы повстанцы поехали в Мехико для обращения к Конгрессу, несколько лет назад невозможно было и помыслить. Повстанцы в масках, входящие в залы политической власти, знаменуют собой только одно: революцию. Но запатисты не стремятся к свержению государственной власти или к провозглашению своего лидера президентом. Уж если на то пошло, они хотят, чтобы государственной власти над их жизнью было поменьше. Кроме того, Маркос говорит, что, как только будет заключен мир, он снимет маску и исчезнет.[33]
Что же это значит – быть революционером, который не пытается устроить революцию? Это один из ключевых парадоксов запатистов. В одном из своих многочисленных коммюнике Маркос пишет: «Нет необходимости завоевывать мир. Достаточно сделать его новым». И добавляет: «Нами. Сегодня». Отличает запатистов от привычных марксистских повстанцев то, что их цель – не захватить контроль, а выстроить автономные пространства, где смогут процветать те самые «демократия, свобода и справедливость».
Хотя запатисты и сформулировали определенные ключевые задачи своего сопротивления (контроль над землей, прямое политическое представительство и право охранять свой язык и культуру), они настаивают, что не заинтересованы в «Революции», а стремятся к «некой революции, делающей революцию возможной».
По убеждению Маркоса, то, чему он научился в Чьяпасе по части неиерархического принятия решений, децентрализованной организации и глубокой общинной демократии, содержит в себе советы и остальному миру – не только мира коренного населения, – если бы только тот пожелал слушать. Запатисты – организация, которая не делит общество по разрядам – на рабочих, воинов, фермеров и учащихся, а стремится организовать сообщество как целое, пересекая границы секторов и поколений, создавая «социальные движения». Для запатистов такие автономные зоны – это не изоляционизм или отстранение в стиле шестидесятых. Наоборот, Маркос убежден, что свободные пространства, рожденные на вытребованных обратно землях, с общественным сельским хозяйством, с противодействием тотальной приватизации, в конечном итоге создадут противовес государству просто благодаря своему альтернативному бытию. В этом сущность запатизма, во многом объясняющая его привлекательность: глобальный призыв к революции, который велит тебе не ждать революции, а всего лишь начать там, где стоишь, сражаться собственным оружием. Это может быть видеокамера, слова, идеи, «надежда» – «все это, – писал не раз Маркос, – тоже оружие». Это революция в миниатюре, которая говорит: «Да, ты можешь попробовать это дома». Эта организационная модель распространилась по Латинской Америке и миру. Ее можно увидеть в centri sociali (социальных центрах) – анархистских вертепах Италии; в бразильском Движении безземельных крестьян, которое захватывает полосы бесхозной земли и использует их для эколого-культурного ведения сельского хозяйства, для рынков и школ под лозунгом: Ocupar, Resistir, Produdr (занимай, не уступай, производи). Эти же идеи о мобилизации экономически отверженных пронизывают аргентинское движение Piquetero – . организации безработных, которых голод заставил находить новые способы добиваться уступок от государства. В противоположность традиционным пикетам (фабрику, которая уже закрыта, не заблокируешь), piqueteros блокируют дороги, ведущие в города, часто на недели останавливая транспортные потоки и доставку товаров. Политикам приходится приходить на дорожные пикеты и вести переговоры, и piqueteros систематически добиваются базовых пособий по безработице для своих членов. Аргентинские piqueteros (которых часто можно увидеть щеголяющими в футболках EZLN) убеждены, что в стране, где 30% населения сидит без работы, профсоюзы должны начинать организовывать сообщества людей, а не только рабочих. «Новая фабрика – это весь квартал», говорит лидер Piquetero Луис Д'Элья.
Идеалы запатистов со всей силой выразили и студенты Национального независимого университета Мексики, когда в прошлом году захватили и долго удерживали его кампус. Эмильяно Запата в свое время произнес: «Земля принадлежит тем, кто ее обрабатывает». На транспаранте студентов сияло: «МЫ ГОВОРИМ: УНИВЕРСИТЕТ ПРИНАДЛЕЖИТ ТЕМ, КТО В НЕМ УЧИТСЯ».
Запатизм, согласно Маркосу, это не учение, а интуиция. И он сознательно старается взывать к чему-то вне интеллекта, к чему-то нециничному в нас, что он нашел в себе, живя в горах Чьяпаса, – это чувство чудесного, отказ от неверия плюс миф и магия. И вот, вместо издания манифестов, он старается пробраться туда с помощью долгих медитаций, полетов фантазии, мечтаний вслух. Это в некотором смысле похоже на интеллектуальную партизанскую войну: Маркос не сталкивается с противником на его условиях, он меняет тему разговора.
Вот почему, когда я прибыла в Мексику на события 11 марта, я увидела нечто отличное от того великого исторического момента, какого ожидала после получения того послания. Когда запатисты вошли на Зокало, площадь перед законодательным собранием – с подбадривавшей их двухсоттысячной толпой, история действительно делалась, но это была меньшая история, со строчной буквы, более скромная, чем та, которую видишь в черно-белых кинодокументах. История, которая говорит: «Я не могу делать для вас вашу историю. Но я могу сказать вам, что история – ваша, делайте ее».
Самыми воодушевленными сторонниками запатистов в те дни были женщины среднего возраста – демографическая группа, которую американцы любят называть «футбольными мамашами». Они приветствовали революционеров скандированием «Вы не одни!». Некоторые из них работали в столовых «фаст-фуд» и вышли в своих полосатых униформах во время обеденного перерыва поприветствовать запатистов.
Для отстраненного взгляда запатистская атрибутика – сорок вариантов политических футболок, плакаты, флаги и куклы – может показаться массовым маркетингом, радикальным превращением древней культуры в модный бренд. Вблизи, однако, это ощущается иначе – как аутентичный и анахроничный фольклор. Запатисты доносят свое послание не через рекламу или политические спичи, а через рассказы и символы, через настенную живопись, через молву – из уст в уста. Интернет, который имитирует эти естественные сетевые процессы, просто подхватил этот фольклор и разнес по миру.
Слушая обращение Маркоса к толпам в Мехико, я поражалась тому, что он вещал не как политик на демонстрации и не как проповедник с кафедры, а как поэт на крупнейшем в мире вечере поэзии. И тогда меня осенило: Маркос на самом деле не Мартин Лютер Кинг; он очень современный потомок Кинга, рожденный в горько-сладком браке видения и необходимости. Этот человек в маске, называющий себя Маркосом, – потомок Кинга, Че Гева-ры, Малькольма Икса, Эмильяно Запаты и всех других героев, которые проповедовали, чтобы потом быть застреленными один за другим, оставив после себя тела последователей, слоняющиеся повсюду, слепые и потерянные, потому что лишились головы. И в их лице мир получил новый тип героя, такого, который слушает больше, чем говорит, который проповедует загадками, а не затверженными истинами, лидера, который не показывает лица и говорит, что его маска – это зеркало. И в запатистах нам дана не одна мечта о революции, а революция, видящая сны. «Вот какой сон мы видим, – пишет Маркос, – парадокс запатистов – сон, который прогоняет сон. Единственный сон, который видят бодрствуя, без сна. История, которая рождается и выкармливается снизу».