- Нет. Как из колонии вернулся, никого не видел и видеть не хочу.
- А упомянутый тобой Стручок?
- Это не связь. Мы с ним дружим.
- Я же запретил тебе встречаться с этим бандитом! - вскричал Иванюк-старший.
Казарян посмотрел на него жалеючи и проникновенно укорил:
- Мы же договорились, Тимофей Филиппович. - И младшему: - Объясняю тебе: будешь говорить правду, пройдешь свидетелем. Будешь врать соучастником в страшненьком деле.
- Каким соучастником? Какого еще дела? - заныл тот.
- Об этом после. Ну, так кого ты видел из преступной группы?
- Геннадий, говори правду! - опять не выдержал отец.
- Гена, говори. Ведь папа просит.
- Ни с кем я не встречался, ни с кем! - криком прорыдал Иванюк-младший.
Казарян подождал, пока он вытрет слезы, сопли и высморкается. Геннадий все это проделал при помощи довольно чистого носового платка.
- И с Романом Петровским по кличке Цыган тоже не встречался?
Надо же, вроде бы успокоился, а тут снова зарыдал. Хлипким оказался отпрыск богатырского рода Иванюков. Казарян напомнил о главном:
- Ты не рыдай, ты дело говори.
- На второй день, как я вернулся, он меня прихватил, - вытерев слезы, начал повествование Геннадий. - У дома нашего поджидал. Велел к Стручку идти, чтобы тот Васина разыскал. А Васин еще не приехал. Потом он мне задание дал. Сходить по одному адресу и записку передать.
- Кому?
- Да бабке какой-то!
- Адрес, адрес, Гена!
- В Ростокине это. Второй Ростокинский тупик, дом шесть, квартира девять. Евдокия Григорьевна.
- В записку-то заглянул?
- Я чужих писем не читаю.
- Кому записка?
- Колхознику. Чтобы десятого, в три часа, у пивной на площади Борьбы был.
- Как поддерживаешь связь с Цыганом?
- Когда ему надо, он ко мне приходит.
- И опять ты мне врешь, Гена. А я предупреждал: врать не надо. Ты ведь вчера с ним у Киевского вокзала встречался. В двенадцать часов. Так как вы поддерживаете связь?
- Через два дня на третий я должен быть у входа в метро на определенной станции по Кольцевой. Следующая встреча - через одну станцию. И там прогуливаться. Когда ему надо, он найдет, сам ко мне подойдет.
- Значит, очередная встреча у вас послезавтра, в двенадцать, у Серпуховской?
- Да.
- Все-таки мы с Тимофеем Филипповичем кое-что из тебя выбили. Казарян поднялся со стула. - Послезавтра пойдешь на свидание с Цыганом. А до этого носа никуда не высовывай. И не открывай никому. Даже Стручку. Запомнил?
- Запомнил, - еле выдавил Геннадий.
- Не слышу!!! - взревел Иванюк-старший.
- Запомнил, - уже громче повторил Геннадий.
- Если что, башку отверну, - пообещал заботливый отец.
- Тимофей Филиппович, вы остаетесь дома? - спросил Казарян.
- Нет. На работу надо обязательно. Дел по горло.
- Вы меня подбросите?
- С удовольствием.
- Будь здоров, Гена, - пожелал Казарян и направился к дверям. Вежливо пропустив Казаряна вперед, Иванюк-старший повернулся к младшему, провожавшему их, пригрозил:
- Смотри у меня, Гена!
У открытого бокового оконца "опель-капитана" уже стоял какой-то веселый молодой гражданин и рассказывал что-то уморительное неотразимой шоферше.
- Позвольте, товарищ, - Иванюк довольно невежливо отодвинул гражданина в сторону, открыл дверцу, уселся на переднее сиденье и стал неотрывно глядеть вперед. Сзади пристроился Казарян. Аккуратненько взяли с места.
- Будь осторожна, моя любовь! - пропел им вслед веселый гражданин.
- Пристал, нахалюга, - объяснила происшедшее с ней шоферша. Пассажиры молчали. Только на Садовом Иванюк спохватился:
- Куда вас доставить? - спросил он у Казаряна, полуобернувшись.
- Крючок вам небольшой придется сделать. На Ярославское шоссе.
- О чем речь? Марина, действуй!
Марина действовала. У Колхозной "опель-капитан" сделал поворот и попер по Первой Мещанской. Попрыгали на трамвайных линиях и выкатили к Рижскому вокзалу. На Крестовском мосту Иванюк спросил:
- Курс на Ярославском?
- Село Алексеевское.
...А вот и село. Остановились. Казарян сказал:
- Ну что ж, поблагодарим шофера.
- Отличный работник! - неизвестно чему обрадовался Иванюк.
- Ца, - поправил его Казарян.
- То есть? - не понял тот.
- Шофер она действительно шофер. Но не работник - работница. Отличная работница! - Казарян поймал шофершин взгляд в зеркальце и подмигнул ей.
Он долго блуждал среди стандартных двухэтажных домов, пока не нашел искомый. Таких домов, да еще бараков в конце двадцатых - начале тридцатых годов было построено по Москве великое множество. Наспех сколоченные из досок, без всяких удобств, двухэтажные двухподъездные домики были задуманы как временные - на три-четыре года - жилища. Вышло по-иному. Они стояли третье десятилетие.
В подъезде резко пахло мочой и помоями. В коридоре второго этажа, где тоже не благоухало, Казарян отыскал девятую комнату и постучал.
- Чего надо? - нелюбезно спросил из-за двери прокуренный женский голос.
- Не чего, а кого, - уточнил Казарян. - Вас, Евдокия Григорьевна.
- Кто такой? - диалог продолжался при закрытой двери.
- Из милиции я буду, - отрекомендовался Казарян и резко толкнул дверь: надоело препираться.
А дверь распахнулась - не заперта была. Посреди сильно заставленной комнаты стояла худая женщина лет пятидесяти с папироской в зубах.
- Я из милиции, - повторил Казарян. - А милиционеры любят при разговоре в глаза глядеть, а не через дверь перебрехиваться. - Казарян огляделся. - Курите? Значит, и мне закурить можно?
- Кури, - равнодушно разрешила дама с папироской.
- Тогда я сяду. - Казарян сел, а Евдокия Григорьевна не садилась: стояла и смотрела, как он закуривает.
- Играешься, милиционер. - И догадалась - почему: - Молодой еще, не надоело.
Тут нахрап не пройдет. Казарян затянулся "Примой" и спросил очень просто:
- Я так думаю, вы по мокрому делу проходить не хотите?
- Давишь? Не так, так этак. Что нужно-то?
- Нужно-то? Нужно местонахождение Николая Самсонова, у которого вы почтовый ящик.
- Доказать это можешь?
- Шутя-играя.
- Мальчонку, значит, прихватил, - без труда сообразила Евдокия Григорьевна. - Если Колька на убийство пошел, сдам я тебе его, милиционер.
- Зовите меня проще. К примеру - Роман Суренович. Когда Самсонов вас навещает?
- Через два дня на третий. Был вчера, но вчера почты ему не было.
- Это я знаю. Бывает днем, вечером?
- Днем я работаю. Вечером. Часов в восемь-девять. Как же этот дурак в такое дело влез?
- Как дураки влезают - по глупости. Маловероятно, но, может быть, знаете: где его хата сейчас?
- Не знаю. Господи, какой идиот! - Она села наконец, от окурка прикурила целую папиросу.
- Я понимаю, всякое бывает. С уголовниками - ладно, но связаться с уголовником-дегенератом!.. Как вы могли, умная женщина?
- Племянник. Сын сестры моей несчастной.
- Вы не будете возражать, если послезавтра придут сюда два молодых человека и вместе с вами подождут вашего племянника?
- Не буду.
- Тогда я пойду. Извините за беспокойство, Евдокия Григорьевна. Казарян встал. Встала и Евдокия Григорьевна. - Нескромный вопрос: судя по ясности мышления и жесткости решений, вы - медицинский работник?
- Хирургическая сестра, - ответила Евдокия Григорьевна, и они улыбнулись друг другу.
Сергей Ларионов пил пиво в пивном зале номер три. Во втором его отсеке, который отделяли от первого три ступеньки вниз, он пил уже третью кружку, потому что шел уже второй час его пребывания здесь. Ждал. А ждать в пивном зале необременительно: тяни потихоньку пиво, хрусти раками и разглядывай публику.
Он пришел. Он пришел и остановился на первой ступеньке, оглядывая зал и выбирая место. За ним остановился услужливый официант с тремя полными кружками пива в правой руке и тарелкой раков в левой. Куда же ему сесть?.. Сиреневые брючки, светло-серый буклевый пиджак, ярко-красные башмаки на толстом, причудливо изрезанном каучуке. К стилягам? Падающая походка на расслабленных ногах, окурок, неизвестно как державшийся на губе, локти, прижатые к торсу, руки, готовые на все... К уголовникам?.. Мечтательный взгляд поверх голов, в суть мироздания, в никуда. К поэтам?