Во-первых, он был седым. В тридцать пять лет. Как старик. Почти полностью. Белые пряди перемежались со все еще темными, и в первое мгновение в полумраке храма Амелии показалось, что кто-то посыпал голову мужчины пеплом.
Во-вторых, трость, на которую Монтегрейн опирался, явно не являлась данью моде, о чем говорила и сама поза, и видимое напряжение в руке, крепко сжимающей рукоять.
В-третьих, Мэл не владела магией в общепринятом понимании этого слова. Ей досталось лишь ускоренное самоисцеление, стойкость к большинству известных болезней и умение видеть ауры других магов. У боевиков аура отливала красным, у целителей — зеленым, у менталистов — голубым. Яркость и насыщенность цвета зависели от силы дара.
Когда Амелия видела Рэймера Монтегрейна в прошлый раз, его аура сияла красными переливами мощного боевого мага.
Аура стоящего у алтаря мужчины не сияла, она просто была.
Тусклая, рваная, с неровными краями. А в районе колена, с той стороны, с которой он держал трость, магическая аура пропадала вовсе. Шла по всему телу, а к колену истончалась, будто проваливалась в черное ничто. Видеть подобное Мэл не доводилось, но и ее знаний хватило на то, чтобы понять: с подобным ранением опустошённому магическому резерву не суждено было восстановиться — Монтегрейн больше не владел даром.
— Подойди ближе, дитя мое. — Священнослужитель поманил Амелию рукой, когда она остановилась, не дойдя до алтаря нескольких шагов. — Сын мой, подними вуаль невесты. — Кивнул жениху, когда та послушно приблизилась.
Мэл подняла на Монтегрейна глаза и сразу поняла, что ошиблась: не узнать его было невозможно. Ледяной, прожигающий насквозь, враждебный взгляд остался точно таким же, как и пятнадцать лет назад.
От обращения к себе жених скривился, что-то поискал глазами на полу, после чего отставил трость, под ошарашенным взглядом святого отца кощунственно прислонив ее к боку стоящей поблизости статуи Святой Девы, а сам, чтобы удержать равновесие, не менее кощунственно, оперся бедром прямо об алтарь.
Глаза служителя от такого святотатства буквально полезли на лоб. Однако тот смолчал, опасливо обернувшись куда-то в сторону зияющего чернотой прохода во внутренние помещения храма. Со своего места Амелия никого там не увидела, но священник заметно поник и обреченно вздохнул.
Мэл отвлеклась на священнослужителя и вздрогнула от неожиданности, когда чужие руки коснулись вуали. Монтегрейн криво усмехнулся и откинул тонкую ткань с ее лица, должно быть, решив, что она дернулась от страха. Амелия хотела прямо посмотреть ему в глаза, чтобы показать, что не боится, но жених сам отвел взгляд. Как ей показалось, с отвращением.
Пораженный и очевидно запуганный службой безопасности священнослужитель, наконец, обрел дар речи:
— Итак, дорогие брачующиеся, вы готовы?
И Амелия убедилась, что отвращение на лице жениха ей не привиделось.
— Бракованные, — ядовито пробормотал он, по — прежнему смотря куда угодно, только не на невесту.
Глаза священника округлились еще больше, а кадык на тощей шее нервно дернулся.
— Дорогие брачующиеся… — тяжело сглотнув, он все же нашел в себе силы продолжить и затянул длинную ритуальную речь.
Амелия волей-неволей вспомнила, как слушала такую речь на своей первой свадьбе, как пыталась вникнуть и понять каждое слово, ища в них потаенный смысл и искренне полагая, что благодаря молитвам священника их союз с Эйданом во что бы то ни стало будет благословлён богами. Бросив взгляд на трость, бессовестно упертую в бок святой богине, она не сдержала усмешки. Бесспорно, с прошлой церемонии ее отношение к вере претерпело значительные изменения.
Как назло, Монтегрейн поднял на нее глаза именно в этот момент, заинтересованно изогнул бровь. И теперь Амелии пришлось отводить взгляд. Она не собиралась вести себя вызывающе и теперь испытывала досаду оттого, что он заметил ее пренебрежительный взгляд на статую. И насмешку — тем более.
— И будут боги оберегать… — заунывно продолжал священник.
Мэл постаралась не вслушиваться и лучше следить за выражением своего лица, считая минуты до окончания монотонной и совершенно бесполезной, по ее опыту, речи. Если боги и существовали, то заботой о тех, кого венчали их именем, явно не озабочивались. Во всяком случае, сама Амелия убедилась в тщетности молитв ещё в первые годы брака.
Внезапно в речь священника вклинился требовательный голос жениха:
— Святой отец, будьте так любезны, переходите к «Объявляю вас», мне нужна моя трость!