— Узнаю лорда Монтегрейна. Но да, согласен. Грерогера не зря называют Овечьим королем… — Пауза, тихий стон и проклятия сквозь зубы. Движения тени за ширмой стали резче и хаотичнее.
Рэймер не сдержался:
— Помочь?
— Нет. Следи лучше за своими курами! — уже без смеха, с обидой.
Монтегрейн сложил руки на груди и отвернулся.
— Так что Амелия? — перевел тему. — Про нее не слышал?
— Я думал, она маленькая ещё совсем.
Голос раздался ближе, чем он рассчитывал, и Рэймер обернулся: друг вышел из-за ширмы, как всегда, тяжело хромая.
Если вышеупомянутой Амелии Грерогер не посчастливилось с тем, что из наследия великого рода ей досталась искорка дара, то наследнику престола, принцу Конраду, не повезло сильнее: семейной магической силы он был лишен вовсе, зато при рождении получил искривленный позвоночник и горб, из-за которого вся его сутулая фигура перекашивалась на сторону, что ещё больше усугублялось при ходьбе — одна нога принца была существенно короче другой. Парадный мундир, такой же синий, нарядный и удушающий своим воротником-стойкой, смотрелся на наследнике насмешкой над его увечьем.
Рэймер Монтегрейн, лучший друг его высочества Конрада с раннего детства, тактично промолчал. Только шагнул ближе и, не задавая вопросов и не дав времени на возражения, поправил перевязь для кинжала на плече и спине принца. Для полного издевательства над особенностями телосложения Конрада, наследник престола по традиции был должен появиться на празднике при оружии.
— Ей уже шестнадцать, — продолжил Рэймер, как ни в чем не бывало, отходя и любуясь результатом своей работы — по крайне мере теперь все было ровно.
Конрад только отмахнулся, на сей раз не став отстаивать свое право на самостоятельность и отказываться от помощи.
— Так это уже точно?
Монтегрейн скорчил гримасу.
— Неисповедимы пути родителей. Что-то договариваются. Но если мой отец хочет эти пастбища…
— То он их получит, — согласился принц и проковылял к зеркалу.
Рэймер отвел взгляд. Он давно привык не обращать внимание на физические изъяны друга, но подобную форму одежды искренне считал издевательством, граничащим с насмешкой. Однако ему также было хорошо известно о жесткости и специфическом чувстве юмора его величества. Увечья старшего сына король воспринимал как личное оскорбление и отчего-то отыгрывался за него на собственном ребенке.
Конрад рассматривал себя в зеркале долгую минуту.
— Шут, — вынес затем вердикт.
— Шуты, — подбодрил Монтегрейн. — Меня полили какой-то цветочной дрянью, так что от меня теперь разит как от клумбы.
Принц усмехнулся. Бросил последний взгляд на свое отражение и отвернулся.
— Можешь позвать Алиссию?
Рэймер не одобрял затянувшуюся связь наследника с одной из служанок и не единожды высказывался по этому поводу. Но сейчас, видя переживания друга из-за своего вида в парадном одеянии, не стал отнимать у него эту отдушину.
— Позову, — пообещал и направился к двери.
* * *
Королевский дворец оказался ещё прекраснее, чем на картинах, которые Амелии доводилось видеть прежде. От праздничной магической иллюминации и вовсе захватывало дух. Снаружи светлые каменные стены переливались разноцветными огнями, время от времени рассыпающимися на миллионы крошечных звезд-светлячков, а затем сливающимися вместе, чтобы образовать яркие фигуры: цветов с плетущимися стеблями, распахнувших крылья огромных птиц и даже гигантского, во все три этажа, дракона, словно пикирующего с неба по стене — ярко, волшебно.
— Лорд, леди Грерогер, — с поклоном пригласил их ливрейный слуга, и Мэл крепче сжала пальцы на рукаве отцовского сюртука.
— Ничего не бойся, дочка, — шепнул ей лорд Грерогер. — Помни, выбор за тобой.
— Я помню, отец.
Выбор… Как можно выбрать себе жениха по первому взгляду? Особенно когда столько огней и новых, но невероятно интересных людей вокруг. Вся последняя неделя в столице была для Амелии, никогда не покидавшей Южный округ, путешествием в сказку. А посещение королевского дворца — дурманящей от восторга финальной точкой этого путешествия.
Бесспорно, лорд Грерогер был необычайно щедр, предложив дочери сразу двух кандидатов в мужья и предоставив ей самой сделать столь важный выбор. Но до выбора ли ей было? Голова кружилась от впечатлений и категорически отказывалась думать трезво.
А когда они с отцом, провожаемые донельзя любезным слугой, проходили мимо огромных, в человеческий рост, портретов давно почивших членов королевской династии, Амелии и вовсе захотелось втянуть голову в плечи и ни о чем не думать — слишком величественно, впечатляюще. Она даже споткнулась, неуклюже всплеснув руками, и непременно позорно упала бы, если бы отец ее не поддержал.