Любимчик, подающий надежды. Кем он стал теперь? Разочарованием?
Рэймер дошел до двери и повернулся, уже коснувшись ручки.
— Это наши с отцом личные счеты, — все же решил внести ясность. — Бриверивзы и академия тут ни при чем.
— Вон! — сурово повторил Холт.
Дверь хлопнула.
Глава 10
Настоящее время
Монтегрейн-Парк
Ей снился Эйдан. Не воспоминание, а гораздо хуже — сон очень похожий на реальность. Будто бы Бриверивз вовсе не умер, а только притворился мертвым и теперь явился к ней, что бы отомстить.
Амелия проснулась в холодном поту от скрежета собственных зубов. Бросила взгляд на запертую дверь спальни, за которой было по — прежнему тихо, и с облегчением выдохнула — значит, крик удалось сдержать. С первых дней пребывания в новом доме прослыть психически нездоровой среди его обитателей категорически не хотелось.
За окном с тонкими шторами только-только занимался рассвет, но Амелия умудрилась выспаться прошлым днем и спать больше не хотелось, она чувствовала себя отдохнувшей.
Мэл приподнялась на локте, еще раз окинула комнату взглядом, убедившись, что все на своих местах, а появление Эйдана ей только привиделось, и расслабленно откинулась обратно на подушки.
Над головой сиял своей белизной потолок с небольшой, со вкусом сделанной люстрой в форме полураскрытого цветка. Из неплотно закрытого с вечера окна в комнату поступал свежий утренний воздух, чуть колышущий светлые легкие шторы. Но под одеялом было тепло и уютно.
Покои, которые для нее выделили, и впрямь были уютными. И очень светлыми.
Обстановкой дома Бриверивзов занималась ещё мать Эйдана, и происходило это лет сорок назад. Тогда были в моде темные цвета, массивная деревянная мебель и тяжелые ткани. А бывший муж, считавший вкус своей матери безупречным, не позволял Амелии ничего менять, и она годами задыхалась в тесноте и мраке их фамильного особняка.
Здесь же казалось, что свежий воздух шел не только с улицы, а пропитывал собой все пространство.
Спальня была простой, без излишеств, но удивительно светлой и просторной. Широкая двуспальная кровать с изголовьем из светлого дерева, уже упомянутая люстра — сама по себе произведение искусства, прикроватные светильники, мягкий свет которых Мэл оценила прошлым вечером, светлый ковер на полу, светлые же шторы, не препятствующие прохождению воздуха, и небольшие шкаф, трюмо и тумба из того же дерева, что и кровать.
Амелия даже подумала, что, будь у нее возможность самой выбирать обстановку, она непременно обставила бы комнату именно так.
Вчера всю оставшуюся после прибытия в поместье часть дня Мэл провела здесь, в спальне. Услужливый дворецкий проводил ее до приготовленных к приему новой хозяйки двухкомнатных покоев, показал, что и где находится, и, рассудив, что она устала с дороги, не стал и дальше навязывать ей свое общество.
Услужливость Дрейдена балансировала на грани раболепия, отчего Амелия толком не понимала, как ей следует себя с ним вести. И когда он оставил ее в одиночестве, вздохнула с облегчением.
К удивлению Мэл, ее никто не беспокоил. Часа через два после ухода дворецкого прибежала нагруженная подносом Дафна, улыбающаяся во весь рот и уже облаченная в новую форму — темно-синее платье с белым кружевным воротничком и манжетами и такой же белый передник. На подносе оказалась свежая, еще теплая выпечка и сразу три чашки с разными сортами чая.
Выпечка пахла божественно, но аппетита не было, и вернувшаяся за подносом девушка унесла угощения почти не тронутыми.
В другой раз вернулась уже под вечер и принесла ужин.
Они почти не разговаривали: Мэл не начинала беседу, а судя по торопливым движениям Дафны, ее ждали в другом месте, вероятно, чтобы провести инструктаж по правилам поведения в доме. Амелия служанку не задерживала, и, убедившись, что госпоже ничего не нужно, девушка упорхнула из комнаты.
Если судить по улыбке, не сходящей с лица Дафны, ее не обижали. И Мэл отпустила ту с легким сердцем.
Как ни странно, больше ее уединения не нарушали. Ни дворецкий со своим чрезмерным угодничеством, ни другие слуги, ни… хозяин поместья.
Проклиная себя за малодушие, с наступлением сумерек Амелия с ужасом ждала его появления в своей спальне и, уже совсем по — детски боясь собственной тени, даже не рискнула выйти в гостиную, не то что за пределы покоев.
Но никто так и не пришел.
Разумеется, Мэл понимала, что обязательная консуммация брака в день свадьбы являлась скорее пережитком прошлого, нежели обязательной процедурой. Тем не менее большинство и впрямь считали женитьбу недействительной до физической близости супругов.