— Это Зейн.
Зейн вскинул руку в знак мира, прижав косяк к губам.
— Братья? — спросила я.
Леон сухо усмехнулся.
— Я не думаю, что большинство людей трахают своих братьев.
— Некоторые так и делают, — быстро сказал Зейн. — Братаны с привилегиями.
— Это не одобряется.
— Как будто тебе не похуй на то, что считается неодобрительным.
Зейн рассмеялся и вернул ему косяк.
Ни один из них не выглядел как под кайфом, а косяк почти закончился. Единственным заметным отличием было то, что пронзительный взгляд Леона немного смягчился, сделав его почти терпимым, когда он наблюдал, как я делаю еще одну затяжку из своего вейпа.
— Что это за дерьмо? — спросил он.
— Клубника со сливками.
Я предложила ему затянуться. Он покачал головой.
— Для меня слабовато.
Леон глубоко затянулся косяком, уголек на кончике ярко вспыхнул от его затяжки. Он выпустил дым мне в лицо: сосновый, кисло-сладкий.
— Получше, чем этот сладкий пар, верно? Это дерьмо, которым ты затягиваешься…
Он покачал головой.
— Просто не удовлетворяет.
Зейн наклонился ближе.
— Тебе нужно что-нибудь пожестче, с чуть большой остротой.
На последнем слове его зубы клацнули друг о друга.
Игнорируя Зейна, я уставилась на самодовольное лицо Леона.
— Ты мудак.
— О, Рэй.
Он шагнул ближе, сокращая и без того небольшое расстояние между нами. Моим выбором было сделать шаг назад — и прижаться задницей к Зейну — или стоять на месте. Я не двигалась, и бедра Леона коснулись моих. В нескольких дюймах от моего лица он сделал еще одну затяжку, и дым клубами сорвался с его губ, когда он сказал:
— Ты понятия не имеешь, каким мудаком я могу быть.
Я сглотнула, когда дым коснулся моего лица. Прикосновение его тела было горячим, твердым и чрезвычайно соблазнительным. Часть меня хотела потереться о него, по-настоящему показать ему, что я могу поддразнить его в ответ. Но другая часть меня хотела дать ему пощечину, оставить его там, в переулке, без удовлетворения от осознания того, как сильно он запал мне в голову.
Даже не подозревая, как сильно он заставил меня хотеть его.
— Зачем ты пришла сюда, Рэй? — небрежно спросил он. Но ничто не могло быть небрежным, когда он был прижат так близко.
— Покурить, — пробормотала я.
— Нет, нет, нет. Зачем ты пришла сюда?
Зейн посмеивался позади меня. Я не собиралась терять смелость.
— Мне было любопытно.
Леон приподнял бровь, глядя на меня, ожидая большего, и мне удалось выдавить: — Вы. Мне были любопытны вы.
Леон глубокомысленно кивнул, как будто ему только что открыли секрет вселенной и он понял, что знал это с самого начала.
— Любопытство опасно, — мягко сказал Зейн. Его голос был в нескольких дюймах от моего уха, этого было достаточно, чтобы по моей шее пробежал холодок. — Я слышал, это убивает кисок…Это та самая фраза?
— Почти. Вот что я тебе скажу, милая, — Леон стряхнул то, что осталось от косяка, и раздавил его ботинком. — Я облегчу для тебя эту игру, сделаю немного безопаснее. Потому что мне нравится эта игра. Мне нравится играть с тобой.
Зейн небрежно обнял меня за плечи, заставив меня подпрыгнуть.
— Слишком опасно играть с Леоном без подстраховки. Уж я то знаю.
Он ухмыльнулся, как будто это заявление было знаком почета. Между ними двумя в моем сознании царил шквал неуверенности, а мое тело было настроено еще больше предавать меня с каждой проходящей секундой. Было что-то безбожно горячее в том, чтобы чувствовать себя такой маленькой между ними, балансируя на грани игры и опасности.
Я не знала, в какую именно игру мы играли. Но я была готова.
— Да? — мой голос пискнул. — Как ты собираешься облегчить?
Зейн хихикнул.
— О, так она реально хочет поиграть!
— Конечно, она хочет, — сказал Леон, его голос был мягким, как мед. — Я знал, что она будет хорошей спортсменкой.
Не очень хороший вид спорта. Спорт. Я была игрой, игрушкой. Мое сердце учащенно забилось, мои внутренности напряглись от возбуждения. Черт, как это могло казаться таким опасным и в то же время таким сексуальным?
У меня перехватило дыхание, когда пальцы Леона скользнули вверх по моей шее. Я ожидала, что он приподнимет мой подбородок, но его пальцы остановились там, где бился мой пульс, прямо под челюстью.
— Пощада, — прошептал он. Он заставил это простое слово звучать красиво, как поэзия, как что-то нежное. — Это все, что тебе нужно сказать, и игра немедленно прекратится. Понимаешь?
— Ты даешь мне стоп-слово, — мягко сказала я. — Иисус Христос…