Послышались испуганные крики и вслед за ними - выстрелы. Три женщины, получив по пуле, затихли, остальные сразу стали сговорчивее.
Одержимый избавился от штанов и трусов.
- Становись рачком, - злорадно засмеявшись, приказал он первой подошедшей женщине. - Остальным не двигаться и молчать, а то пуля!
В разгар «скачки» он внезапно остановился, вскинул автомат и выстрелил в девушку, пытавшуюся прошмыгнуть в дверь.
- Так будет с каждой, кто рыпнется без моего приказа! - гаркнул он.
Закончив с одной жертвой, он приступил к второй.
Но и её ему было мало.
Он насиловал третью, когда дверь раскрылась и загремели выстрелы. Насильник выставил свою жертву в качестве живого щита, а затем саданул очередью по омоновцам, появившимся в дверном проёме. Те скрылись.
Одержимый передёрнул затвор и отцепил магазин, проверяя, сколько осталось патронов. Когда стражи порядка снова пошли на штурм, он выстрелил всего два раза. Третью, последнюю, пулю он, злобно кривя рот, отправил себе в сердце.
Омоновцы ещё какое-то время топтались в дверях и вглядывались в полумрак палаты, не решаясь приблизиться к самоубийце. Всеми владела безотчётная тревога. За сегодняшнюю ночь уже третий их товарищ совершенно неожиданно и беспричинно повреждался в уме, становясь маньяком...
Первым в палату вошёл командир взвода.
- Заходите, не бойтесь, - сказал он громко остальным. - Он готовый.
Полуголые женщины в паническом ужасе бросились вон из палаты. Командир омоновцев проводил их долгим взглядом, потом оглядел себя.
- Ну что ж, и это тело неплохое, - шёпотом сказал он, и на лице его мелькнула ухмылка.
- Товарищ капитан, это ж Кузнецов, - проговорил один из омоновцев, глядя на убитого. - Тут какая-то чертовщина творится, честное слово...
- Какая ещё чертовщина? Отставить паникёрские разговоры! - Капитан поправил на груди автомат и решительно вышел из палаты. - Всем находиться здесь и ждать моих распоряжений.
Он прошёл по коридору, свернул на лестницу и поднялся на следующий этаж. Палату с женщинами он распознал безошибочно, и уже через минуту в ней зазвучали выстрелы.
На этот раз он сразу разделся догола. Оставил себе только автомат. Так, с автоматом, закинутым за спину, он и утолял плотские желания вселившегося в него демона. Он дёргался в экстазе и ржал, получая наслаждение не только от соития, но и от страха перепуганных наложниц. В палату заглядывали бледные медсёстры, показывались омоновцы. Стрелять в него они не решались, боясь попасть в женщин.
Вскоре одержимый уже перестал обращать внимание на что-либо, кроме своих сладостных переживаний. Он стонал, ревел и пускал слюну, время от времени хватался за автомат и грозно рявкал, наставляя его на женщин.
- Бабы, ложись на пол! - заорали из коридора. - Сейчас будем стрелять!
Почти сразу же затрещали выстрелы.
«Живой щит» с визгом растянулся на полу.
Пули рикошетили от стен и разносили вдребезги оконные стёкла. Сразу три пули угодили в одержимого. Они, однако, лишь ранили его. Он вскинул автомат и, даже не считая нужным залечь или спрятаться, принялся стрелять в ответ. Через полминуты его автомат заглох. Кончились патроны. Он выпрямился во весь рост и, голый, весь в крови, корча свирепые гримасы, пошёл на бойцов.
- Ну, мочите меня, мочите, суки!
Среди медицинского персонала, сбежавшегося на шум, оказался Вадим Григорьевич.
- Не стреляйте! - закричал он. - Его надо взять живым! Обязательно взять живым, чтобы выяснить, в чём дело!
- У него нет оружия, - заговорили между собой омоновцы. - Правда, возьмём живьём... Хватаем за руки и надеваем браслеты, чтоб не рыпался!
На лице одержимого, до которого долетели эти разговоры, мелькнул испуг. Он резко развернулся и бросился обратно в палату.
Ловить его омоновцы не спешили. Пока они, озираясь, тоже входили туда, он успел высадить окно и броситься вниз. Поражённые стражи порядка подошли к подоконнику. Насильник, разбитый в кровь, неподвижно лежал внизу на мокром асфальте невдалеке от другого трупа.
Из припаркованной неподалёку милицейской машины торопливо вылезли два стража порядка. Оба нервничали, получив по рации сообщение о том, что и этот омоновец, перед тем как свести счёты с жизнью, вёл себя как спятивший сексуальный маньяк.
В ночном воздухе продолжал сеяться мелкий дождь. Мглистый туман полз по газонам и кустарникам. Милицейский майор, расхаживавший у кромки газона, поднял капюшон, отделился от группы милиционеров и подошёл ко входу в здание. Стоявшие здесь омоновцы пропустили его без вопросов.