Когда она бывала у нас дома, я подсыпал ей небольшие дозы яда. Они не причиняли непоправимого вреда, хотя на здоровье, конечно, сказывались. У неё выпадали волосы, испортилась кожа, Белла стала терять вес…
— Вы раздобыли отраву в аптеке… — догадалась я.
— Я работал там на подхвате, — он махнул рукой. — Нашёл в записях старика информацию о субстанциях, которые невозможно определить при вскрытии. В подсобке хранились ядовитые вещества, используемые в приготовлении лекарств. Поэтому я всего лишь воспользовался невнимательностью Кирхарда и припрятал небольшое количество.
Гийом встал и начал отряхивать снег с колен. Я же спросила:
— И что было дальше?
— То, — мужчина горько усмехнулся, — что я ошибся. Брат и не думал её бросать. Непонятное заболевание Беллы только сблизило их. А я тогда был очень нетерпелив. И решил наказать её. Когда она пришла в аптеку за лекарством, прописанным Арендтом, вместо него я отдал ей фатальную смесь. И знаешь, что самое страшное?
— Что? — взглянув в серые бездонные глаза этого чужого человека, мне и вправду сделалось боязно.
— У меня ещё было время всё исправить, забрать тот единственный из дюжины пакетик с ядовитым веществом, — скривившись, объяснил он. — Нет, я ждал её неминуемого смертельного часа. И дождался.
Тут Гийом замолчал и спрятал лицо в руках. Я же сводила воедино все факты, полученные мною из разных источников.
— Виновного не нашли, — сказала я. — На вас и не думали…
— Конечно! — взорвался он. — Кто мог предположить, что к её смерти причастен какой-то подросток? Произошедшее списали на несчастный случай. Брат был вне себя от горя и страдал даже сильнее, чем я. Только тогда мне стало понятно, какую ошибку я совершил. Но слишком поздно…
— Готлиб ведь догадался, так? — робко предположила я. — Потому как не хотел, чтобы я интересовалась этим происшествием.
— Да, через несколько дней. Понял по моему поведению — я не смог скрыть своих эмоций, — подтвердил Гийом. — Он перестал со мной разговаривать, через неделю собрал вещи, уехал и мы больше никогда не виделись.
А для меня наступила расплата. Я потерял покой, мне всё было противно. Днём я не мог выносить белый свет, а по ночам — уснуть. Что я только не перепробовал — и забыться спиртным, и уехать отсюда… Ничего не шло на пользу. Наоборот, с каждым днём я чувствовал себя хуже. Проявились те же самые симптомы — выпадение волос, зубов, внутренние органы словно отказывались работать. Кончить жизнь самоубийством не хватило духу.
Когда я попал в больницу к Арендту, меня поначалу ещё пытались вылечить, однако потом поняли, что это без толку. Благодаря доброте доктора, я не вернулся на улицу, хотя и не имел денег на лечение. Оставленный умирать в чулане, я оклемался и стал помогать медсёстрам. Занимался всем, что скажут. Не важно — чистка овощей, обмывание лежачих больных или переноска трупов, я делал всё беспрекословно, ведь мне было некуда идти.
Ухудшение здоровья немного замедлилось, так я и жил последние пять лет. Моё сознание вытеснило мысли о прошедшем, я сделался ничем. И вот вчера, когда ты и доктор спросили про Беллу, вы растормошили моё никчёмное существование. Я вспомнил, как был виноват. Свою вину я мог искупить только той же платой — смертью. И умер бы, но ты спасла меня.
— Нет, не я, — ошарашенная услышанной историей, выдавила я. — Это она…
Будто получив разряд молнии, Гийом снова ринулся к памятнику:
— Прости меня, я не хотел! Я не понимал, что делаю!
Он снова зарыдал над надгробием. Мне было не по себе от этой сцены.
— Белла, поговори со мной! Скажи что-то ещё! Вернись! — требовал мужчина, словно пытаясь раскачать обвитый вишней памятник.
В ответ ничего не происходило. Кладбищенскую тишину нарушал лишь завывающий ветер. Похоже, у Изабеллы больше не имелось для него слов.
— Почему здесь вишня? — наконец-то я задала последний вопрос, на который не знала ответа.
— Вишенка, — поправил он, не оборачиваясь. — У неё были огромные карие глаза, в семье её звали Вишенкой. Поэтому и памятник поставили в виде этого дерева.
Всё встало на свои места. Что ж, моя миссия была выполнена. Нужно возвращаться. Там вся труппа, небось, с ног сбилась в поисках и меня, и повозки.
— Прощайте, — обронила я Гийому и пошла прочь.