У ворот черного приземистого корпуса, приткнувшись передком к кладбищенской ограде, неуклюже стоял самосвал. Николай подбежал, открыл дверцу. В кабине на сиденье лежал человек — лошадиные зубы в сонном оскале, голова в бараньих завитушках, женский профиль на оголившемся плече — Петька Клюнин! Николай подергал его за ногу — Петька невнятно замычал, от него несло сивухой. Николай влез на подножку, встряхнул Петьку, посадил, принялся растирать уши, бить по щекам — все было тщетно, Петька лишь мычал, не в силах расклеить слипшиеся веки. Николай снял с его руки цепочку с ключом от замка зажигания, вытянул Петьку наружу, отволок к воротам, а сам забрался в кабину, включил стартер. Двигатель завелся и сразу же заглох, и сколько Николай ни гонял стартер, больше не заводился. Николай включил подсветку приборов — стрелка указателя бензина устойчиво лежала за нулем, бак был пуст. Николай вывалился из кабины, припадая на левую ногу, поплелся по дороге.
Деревня казалась нежилой — темень, тишина, пустые улицы. Лишь кое-где в окнах тускло светились огоньки — керосиновые лампы да свечи. Ни одной машины не встретилось ему, не видно было машин и на улицах. «Залегли по норам, куркули!» — с ненавистью подумал Николай, прикидывая, где, у кого сейчас можно раздобыть транспорт. И где тот бородач, который высосал весь бензин у Петьки?
Возле дома стоял отцовский «газик», пятнистый, заляпанный грязью. Светилось лишь окошко в маленькой комнате — у Олега. Наверняка отец спит…
Но отец не спал — сидел за столом в полутьме кухни, опустив голову на руки. Тарелки с нетронутой едой стояли перед ним.
— Беда, отец! — прохрипел Николай с порога.
Отец встрепенулся, растер лицо, глаза.
— Что? Что случилось?
— Молния, там, на болоте, Катя лежит, срочно…
Отец хватил кулаком по столу — звякнула посуда, что-то упало на пол, покатилось. Из комнаты выскочил Олег.
— Быстро! Плащ, аптечка в машине. Бегом! — скомандовал отец и первым выскочил из дома.
Николай сорвал с вешалки широкий брезентовый плащ, метнулся следом за отцом. Вслед за ним побежал Олег.
Отец гнал рывками, то разгонял машину до звона, то отпускал вольно катиться под уклон дороги. И снова как бы спохватывался, рывком давил на газ, машина дергалась, неслась, как вздрюченная лошадь.
Николая бил мелкий озноб, дрожали руки, он то и дело зевал и не мог вздохнуть полной грудью. Ныли плечи, ободранные руки, левая нога. Голова болталась от тряски, дорога перед глазами виляла — время и окружающее входило в него прерывисто, порциями, словно по азбуке Морзе.
В свете фар вдруг возникла из мрака какая-то дверь, проем — черная пустота… Он вздрогнул, до слуха долетел звук хлопнувшей дверцы. Огромная тень мелькнула перед носом машины, свет отразился от чьей-то спины — она вписалась в черный проем и странно рухнула, сложилась сама собой, как гармошка… Он перекатил отяжелевшие глаза — за стеклом рядом с ним корчилось в гримасах чье-то знакомое лицо, открывался и закрывался оскаленный рот… Из черного проема, разрастаясь до чудовищных размеров, выдвинулась спина, повернулась — руки держали что-то завернутое в брезентовый плащ… Ярко-белое лицо Олега, ужас в застывших глазах — лицо и глаза проплыли в световом пятне и скрылись во мраке… Опять черный пустой проем, захлопнулись дверцы — заглох мотор, стало тихо. В свете фар заклубился туман — тонкие причудливые колокола, плавно кружась, подымались вверх и, покачиваясь, уплывали во мрак… Сзади доносилось тоненькое поскуливание — там, скорчившись на коленях между спинками и сиденьем, плакал Олег…