Однажды, по молодости лет, Акони пытался узнать об устройстве Мира у жрецов, но получил стандартный ответ:
— Такова воля Творца.
Потом, через много охот, он смеялся над этой своей наивной попыткой познать Его замысел. Жрецы все сущее толкуют в одном и том же ключе. Так и правда удобней: не нужно ничего объяснять. Верующий — верит, неверующий — не верит. И тот, и другой все равно окажутся когда-нибудь за Дверью, и неважно, на чьей стороне будет правда. Понятия лжи и правды к вере неприменимы. В общем, если взглянуть со стороны, то ни хранители, ни жрецы толком ничего не знают. Но, в отличие от жрецов, хранители хотя бы пытаются узнать.
Трудно искать ответы, трудно. Сперва надо понять, где реальность, а где вымысел. Вот, например, дух — реальность. Путь его нельзя пощупать, но можно видеть. Призрак всегда предупреждает о Стабилизации. Опять же, такие попадаются — от человека не отличишь. Вот как с духом Захара, например. Ведь едва ножом не попытался ударить, чуть за живого не принял. А Дверь? Вдруг она — вымысел? За Витками нет ничего. Нет, это вряд ли, ведь Осевая тропа приводит к Запретным виткам, где никто никогда не был. Но за ними есть что-то еще, откуда приходят призраки. И вообще, как бы ни был велик Мир, но чем-то он оканчивается. Коль скоро Дверь — самый вероятный вариант окончания жизни человека, то логично предположить, что там и заканчивается путь вниз. Творец не любит бессмыслицы и пустоты. Если он сам существует, конечно.
По спине пробежал холодок. Что если Творец услышит сомнения бредущего по тропинке хранителя? Акони решил больше не забивать себе голову разной ерундой о Его промыслах, а просто идти. Видно сейчас тропинку — отлично! Значит, Творец позаботился об охотниках.
Размышляя, Акони не переставал внимательно наблюдать за джунглями. Хотя никто не слышал, чтобы стад нарушал свои правила, охотник все же держал правую руку на поясе рядом с самострелом, а левой касался рукояти ножа. Инстинктивно, сам не сознавая того, он всматривался в каждый кустик, вслушивался в любой шорох и даже принюхивался к воздуху. Пускай здесь мало пространства для боя, но если коты все же попытаются атаковать — не один из них ляжет бездыханным.
Внезапно стало смеркаться. С начала похода — второй раз. Короткий сезон, ничего не поделаешь. Мутный желтоватый сумрак исчезал, уступая место полной Тьме. В Мире она всегда подступала неожиданно, так же, как и Стабилизация. По словам Жрецов, они сестры. Наверное, так оно и есть. Тьма и Стабилизация пугали животных и людей. Акони вдруг подумалось, что Тьма для зверья в чем-то даже пострашнее Стабилизации. Когда приходила первая сестра — стад жался к светящейся воде озера. Зато охотнику можно не опасаться нападения. Равновесие.
Стемнело. Огоньки стали гораздо ярче и хорошо подсвечивали кусты по сторонам тропы. Очень красивое зрелище, хотя и немного пугающее. Непонятно, где живут эти огоньки, откуда выныривает каждый следующий люм и куда исчезает предыдущий. Загадка. Поймать бы хоть один такой, но поверхность тропинки гладкая, без единого намека на трещины, и твердая — ножом не расковырять.
Темные джунгли наполнились новыми звуками: разная мелкая живность вылезла искать еду. Писк, шорох, и вот кто-то уже хрумкает в кустах. Похоже, неподалеку удачно поохотилась дикая крыса. Выросшая на воле, она, гораздо более сообразительная, чем ее сородичи в загонах ферм, прекрасно знала, что наступление темноты — лучшее время для охоты. Недаром изваяние Тьмы держит в руках дикую крысу.
Огоньки забегали по кольцу — верный признак окончания пути. Кольца обрамляли площадку перед Домом. Или Фермой, как его иногда называли, хотя фермеров здесь отродясь не было. Охотники — да, периодически заходят, но и только. Ни одного предмета, относящегося к быту людей, занятых фермерством, там нет и не было. А ведь хоть что-то, но всегда остается, даже если люди покинули жилище очень давно. Колосок, кусочек шкурки крысы, сломанная детская игрушка… Наверное, Творец просто ошибся и забросил Дом.
В окнах Фермы горел свет. Матовое стекло входной двери тоже было освещено. Так всегда бывает во время Тьмы и вовсе не говорит о том, что внутри кто-то есть. Акони вдруг подумалось, что это, наверное, так здорово, когда приходишь в дом, полный тепла и света. А еще чтобы Лара распахнула дверь, распугивая тени за порогом, и обняла усталого мужа.
Над крышей дома заколыхался прозрачный силуэт, предупреждая о близкой Стабилизации. Медлить не стоило. Охотник рванул на себя дверь и вбежал в помещение. Оказаться в момент толчков на площадке перед домом, где нет ни единого выступа, чтобы удержаться, — опасно. В короткий ли сезон, в длинный, но готовиться лучше к сильной встряске.
Захлопнув дверь, Акони тут же уселся в угол и вжался в него так, словно пытался стать частью прихожей. Тряхнуло почти сразу. В Доме что-то тихонько задребезжало, зазвякало. Щурясь от яркого света, Акони продолжал сидеть на полу, ожидая повтора. Хорошо, что тут можно было не торопиться вставать: место безопасное. Еще два раза ощущались легкие толчки, но такая Стабилизация не опрокинула бы и чашки.
Акони встал на ноги и огляделся. Он сразу понял, что в Доме не так давно останавливался охотник. Такой вывод можно было сделать по сверкающей чистоте. Слуги всегда тщательно вылизывают дом, стоит только людям уйти из него. Странные существа. Им будто нравится убирать за людьми, помогать им по мере сил. Существует даже поверье, будто слуги, если их правильно попросить, могут исполнить любые желания человека, но всерьез к подобным сказкам никто не относился. Считалось нормальным посмеяться над чудаком, пытавшемся о чем-то просить слугу. Но интересней всего здесь то, что по молодости лет каждый, и Акони тоже не был исключением, проговаривал свои желания слугам, обитавшим в старых домах. Считалось, что именно такие — самые сговорчивые. И, конечно, никто ничего не получил. Эти большие, похожие на жуков существа занимались исключительно своими делами и не обращали внимания ни на чьи просьбы. Даже вовсе не замечали людей — разве что те подойдут слишком близко. В таких случаях на закругленных панцирях начинали вспыхивать желтые огоньки.
Еще раз проверив блокировку замка входной двери, Акони развесил всю охотничью амуницию, включая плащ, на приросших к стене крючках. Затем снял ботинки — по упругому теплому полу дома приятнее было ходить босиком, — подхватил мешок и отправился на кухню. Супу похлебать хотелось просто невыносимо, и стоило уступить желанию, отложив помывку на потом.
С тех пор, как Лара умерла, Акони редко что-нибудь готовил, а столоваться у фермеров, как делают многие холостяки, стыдился. Хранителю вроде как не пристало сидеть за одним столом с простолюдинами, хотя никакими писаными или неписаными правилами подобное не запрещалось. Акони питался больше всухомятку или у пригласивших его собратьев, но вот здесь, в Доме, суп почему-то стал казаться жизненной необходимостью, а такую внутреннюю убежденность игнорировать не стоило. И интуиция об этом нашептывала, опять же.
Акони выложил на стол завернутые в листья сушеные овощи, подумал и добавил к натюрморту хороший ломоть копченого кошачьего мяса. Вяленую крысятину лучше поберечь на крайний случай, если вдруг ничего съестного больше не попадется. Тем более что в супе она куда менее вкусная, чем в исходном своем состоянии.
Выбрав на стеллаже кастрюлю поменьше, охотник принялся кидать туда все необходимое. Затем отколол от куска немного соли, растолок ее рукояткой ножа и ссыпал на лист. Маленький мешочек с приправами, стоивший когда-то едва ли не всей наличествующей в доме стали, Акони вынул в последнюю очередь. Подержал его на руке, словно взвешивая, и отложил подальше, чтобы невзначай не попала вода. Смесь они с Ларой приготовили самостоятельно. Вообще-то жрец, занимавшийся приправами, не продавал растения в чистом виде — только растертыми в пыль. Возможно, опасался, что драгоценные семена попадут в алчные руки и придется делиться прибылью. Однако предлагаемые древние рецепты смесей Акони не нравились, и жрец продал ему ингредиенты, ибо слову охотника хранить тайну верил безоговорочно. В отличие от коллег служителя, хранители не давали ложных клятв, нарушающих Равновесие. Впрочем, это не помешало пройдохе сбыть растения втридорога. В итоге Акони с Ларой создали такую приправу, что им завидовали даже жрецы.