Акони вздохнул: раз ждет Дно, теперь придется долго-долго идти по нему, ощущая, как демоны отрывают от тебя по кусочку, давят, жмут, душат. И так — пока все грехи не вычистят. А их — ой как много! В общем, до Земли теперь далеко, и Лару он увидит не скоро. Но шанс попасть на Землю Творец дает всем, пусть и после чистилища. Акони стиснул зубы и посмотрел на бочки за стеной так, будто бросал вызов будущему: если чтобы очиститься нужно много сезонов, то он будет идти по Дну много сезонов.
По всей видимости, теперь оставалось дожидаться сортировщика. Чтобы скоротать время, Акони достал из мешка Священный лист и попытался зарисовать бочки, но из затеи ничего хорошего не вышло. Для того, чтобы изобразить что-то увиденное, требовалось некое призвание, которым обладали немногие. Увы, Творец обделил им Акони. С некоторыми рисунками кое-как справляться удавалось, но сделать набросок какой-либо вещи получалось плохо. А искажение истины всегда вредит Равновесию. Да сумей он, толку от этих рисунков — чуть. Дальние части бочек почти исчезали в белесой пелене, отъедавшей немалую долю деталей. Вот подобраться бы как-то поближе, чтобы целиком разглядеть. Наверняка есть путь в эту часть Дна, раз за стеной она видима. Вопрос только в том, чтобы бы выйти и не рухнуть сразу. Акони криво усмехнулся: надо же, как все меняется. Ведь только что именно туда, в бездну, он и стремится поскорее нырнуть, чтобы разузнать про Лару. Пройти сквозь муки и вознестись к жене. Теперь вот вдруг снова хочется что-то узнать, чтобы пополнить копилку знаний о Мире. Натура хранителя, ничего не попишешь: вроде бы и трепыхаться напоследок не стоит, а поди ж ты!
Акони сжал свиток в руке, на мгновение задумался, а затем резко оттолкнулся от стены и выпрямился. Закон гласит, что хранитель должен беречь Равновесие все время жизни; каждый миг, пока способен дышать, стараться узнавать что-то новое. Нельзя упускать знание — Мир рухнет в Коррекцию, и страшный сезон наступит для мира. Даже Дно тогда покажется милостью, как утверждают древние Священные листы. Значит, надо исполнить свой долг: рассказать об увиденном как можно подробнее. Ничего не передать идущим следом — тяжкий грех, тяжелее любых других. Такой увеличит время пути к Земле. Надо обязательно выйти на площадку, только оставить свиток тут, перед тем как шагнуть в бездну. Охотник решительно зашагал к двери. Однако та, вопреки ожиданиям, не открылась. Не подействовали ни окрики, ни толчки руками, ни даже удары кулаком по светящемуся квадрату. Единственным результатом потраченных усилий стало появление над дверью мигающей оранжевой полосы с картинками, которые Акони не преминул тут же срисовать в Лист. Увы, хоть большинство изображений и были знакомыми, но в таких комбинациях они нигде не упоминались.
Еще примерно с полчаса хранитель искал способ проникнуть за дверь — тщетно. Он уселся на пол, прислонившись спиной к двери, и прикрыл веки. Стало горько, невообразимо тоскливо.
— Значит, и Дно не хочет меня принять… — грустно произнес Акони.
И тут, словно отвечая на горестные вздохи, началась Стабилизация. На этот раз она оказалась довольно мощной. Акони привычно уселся широко расставив ноги и упершись руками в настил. Он ждал повторного толчка и удивлялся, что в этом самом распределителе душ вообще возможна тряска. К тому же она происходила еще и снаружи: платформа колебалась вместе со всей комнатой. И тут снова крамольная мысль закралась в голову: что если Земля и Дно находятся вовсе не здесь? И Дверь — просто дверь, через которую попадаешь в некое неведомое место, принадлежащее старому доброму Миру людей и призраков? Нет, лучше не стоит сомневаться: еретиков Творец не любит.
Акони насчитал пять толчков. Довольно много, хотя два последних оказались гораздо слабее, чем он ожидал. Он подождал еще немного, затем встал и снова оглядел помещение. Не бывает такого, чтобы Творец обманывал или желал зла. Эти дела вершила его мать — Тьма, но здесь не ее дом. А значит, что-то должно найтись. Что ж, если дверь заперта, то остается лифт для слуг. Однако и тут Акони поджидала неудача: пластина вызова не отреагировала на прикосновение. Чувствуя, как угасает затеплившаяся было надежда, он подошел к углу и опустился на пол, машинально принимая позу ожидания Стабилизации. Так размышлять всегда безопасней, чтобы толчки не застали врасплох. Однако под правую ладонь что-то попало. Акони моментально отдернул руку и посмотрел вниз. На полу лежало знакомое широкое кольцо — браслет жреца. Подобные браслеты не только символ власти, но, говорят, еще и неплохой амулет-защитник, помогающий жрецам бывать в тех местах храма, куда никто другой пройти не может. Каждая такая вещица была особенной. Полоски на браслетах никогда не повторялись, и всякий жрец прекрасно знал, как выглядят сегменты его амулета.
Покрутив в руках находку, Акони надел браслет на руку и защелкнул замок. Совершил ли он тем самым страшный грех, как об этом не уставали твердить жрецы? Кто ж его знает… Вроде бы еще никому из представителей других сословий не удавалось примерить браслет. В смысле, сделать это безнаказанно. Ну так ведь кару-то осуществляли сами жрецы, а не Большой люм и не Творец. А тут никого из святой братии нет — ждать кары неоткуда. Акони полюбовался браслетом и со злорадством подумал, что теперь служителям люмов будет трудненько понять, посвящен ли хранитель в тайны жрецов.
Браслет браслетом, а что же делать дальше? Идти назад? К сожалению, ничего другого не оставалось. Никакого просвета, ни единой лазейки, ничего… Акони поднялся, подошел к закрытой двери и со всей силы ударил в нее кулаками, вложив в удар всю накопившуюся злость за неудачи похода. Внезапно сразу со всех сторон раздался мощный, ровный, и, как показалось Акони, недовольный голос.
— Биолог Кэй Маттау, для доступа к системам переходного отсека реактивируйте новый браслет.
— А? — растерянный охотник выхватил нож и огляделся. Демонов видно не было. Зато справа на стене возникло небольшое мигающее зеленым светом окошко.
— Биолог Кэй Маттау, для доступа к системам переходного отсека реактивируйте новый браслет, — с теми же интонациями проговорил голос.
Акони принялся расстегивать замок, желая избавиться от амулета, но его, как назло, заело. Припомнились рассказы о том, что браслет снимают с руки только после смерти жреца. Поэтому перед священной трапезой первой отсекают правую кисть. Акони принялся отчаянно дергать кольцо, надеясь, что оно раскроется. Ничего не получалось.
Голос в третий раз сказал:
— Кэй Маттау, для доступа к системам переходного отсека реактивируйте новый браслет, — а затем, помедлив, спросил: — Вам требуется помощь?
В руке охотника уже сверкнул нож, которым он твердо вознамерился отсечь себе руку, но услышав про помощь — опустил клинок. Что демон имеет ввиду? Какую помощь? Если хочет позвать своих, то пусть приходят быстрее. Даже если разорвут тело на части, то вряд ли это будет страшнее того, что ждет грешника на Дне.
Акони задрал подбородок и с вызовом, во всю мощь легких, крикнул белому сводчатому потолку:
— Да!
Голос спокойно произнес:
— Поднесите браслет ближе к считывателю.
Акони покрутил головой, но из самого близкого, что он обнаружил, был мигающий зеленым небольшой люм на стене, справа от двери. Охотник медленно приблизил руку к нему руку. Запястье слегка кольнуло, словно его проткнули раскаленной иглой. Акони отскочил и в ужасе затряс рукой.
— Теперь произнесите желаемый пароль.
— Во имя Творца! Какого Дна тебе от меня нужно?! — проорал охотник, в очередной раз пытаясь сорвать упрямую вещь с руки.
— Пароль принят, доступ к системам переходного отсека открыт, — произнес словно бы даже поскучневший голос, и прямоугольник пропал.
Требовалось снять эту демонскую штуку, это порождение Тьмы во что бы то ни стало! Акони неистово дергал и крутил проклятый амулет. И, наконец, усилия увенчались успехом. В какой-то момент под пальцами щелкнуло, и раскрывшийся браслет упал на пол. Охотник наклонился было, чтобы поднять амулет, но побоялся, что снова угодит в капкан, и просто отпихнул пнул его ногой. Браслет ударился о дверь лифта. И тут случилось чудо! Замигал зеленым контур вокруг пластины вызова! Доселе не подававший признаков жизни лифт заработал. Дверь гостеприимно отъехала в сторону, приглашая человека в ярко освещенную кабину.