Я выдохнул с облегчением, привалился к одной из стенок и достал сигареты. Основное мною было сделано, теперь можно было узнать, где истинное дно шурфа и попытаться обрушить пробку. Курить долго я не стал — мне так интересно было узнать, какая глубина шурфа, что я сделал несколько затяжек и выкинул сигарету. В кармане рюкзака я нашел клубок с бечевкой, привязал к одному концу грузик и стал опускать его вниз. Когда грузик достиг дна, и появилась слабина, я вытащил бечевку с грузиком и смерил ее.
Оказалось, что до дна шурфа было метра четыре. Это было для меня приемлемо — можно было обрушить пробку и посмотреть, что там, на дне. Вот если бы было метров десять, или больше, то было хуже — опускаться на такую глубину я бы один не рискнул, а позвал бы кого-нибудь на помощь.
Дальше было просто — я расширил выкопанное отверстие, и через каких-то двадцать минут вся пробка из глины с песком обрушилась вниз, вместе со мной. Теперь я стоял на дне старого шурфа, на глубине метров десять и сквозь полумрак мне было видно дно. Солнце сейчас мне видно не было — только голубой участок неба. Я достал фонарь и стал изучать место, на котором я стоял. В первую очередь меня интересовало состояние крепи — мне не хотелось быть засыпанным на такой глубине. Достал из ножен нож, я поковырял бревна и вздохнул с облегчением — они были из лиственницы и не трухлявыми.
В одном месте крепь закончилась, и был мне виден ход в сторону — штрек. Он был почти не заваленным, и я его быстро очистил, чтобы направить туда мощный поток света от моего фонаря. Штрек тоже был с крепью, но не очень длинный — метра четыре, максимум пять. В самом его конце стояло несколько наполненных чем-то ведер. Поработав немного кайлом и лопатой, я залез в него и, светя фонарем, пригнувшись, пошел вперед. Добравшись до ведер, я посветил в одно фонарем. Оно было доверху насыпано небольшими, до пяти — шести сантиметров камнями, которые в свете моего фонаря светились разными цветами — розовыми, желтыми и зелеными.
Я взял пару таких камней в руку и стал их разглядывать. На первый взгляд это были обломки кристаллов желтого и розового цвета, у которых в глубине были какие-то включения — искорки, похожие немного на янтарь или на авантюрин. Ладно, интересная находка. Теперь мне надо было посмотреть на забой штрека.
Забой представлял собой монолитную горную породу, которая состояла из разных по цвету и размеру кристаллов, которые сверкали под мощным светом фонаря, как новогодние игрушки. Такой горной породы я в жизни не видел раньше. Я не стал ее долбить, а просто поднял довольно большой обломок этой красивой горной породы и вернулся к ведрам — кто-то, давным-давно наколотил этой породы, но так и не поднял ее на поверхность, а предоставил это мне.
В мой рюкзак вошло всего полведра, — около восьми килограммов этих кристаллов, и я собрался эту свою добычу поднять на поверхность и хорошенько ее изучить дома. Из штрека я выбрался в ствол шурфа, вытащил тяжелый рюкзак и посмотрел вверх. Вверху был голубой квадратик неба, который манил меня подняться. Все, что у меня было, я связал бечевкой, обвязал ею свою талию и полез по веревке наверх. Лезть было неудобно и тяжело — я обленился за зиму, потолстел и теперь проклинал оладьи, пироги и собственную слабость. Ругался я весь подъем, но, в конце — концов, выбрался на поверхность. Немного отдохнул на бревне, поднял лопату, кайло, фонарь и рюкзак.
Все я положил в нескольких метрах от устья шурфа, а потом убрал бревно и закидал шурф старыми ветками, травой и напоследок сунул в него несколько сухих сосновых стволов. Все это должно быть для меня гарантией, чтобы кроме меня никто бы не полез изучать этот старый, сухой замечательный шурф, и особенно, чтобы не провалился в него какой-нибудь грибник.
Через полчаса я уже нагруженный как ишак, подходил к своему дому. Заходить в дом я не стал — а отправился прямиком в огород, где было много воды — мне не терпелось отмыть свою добычу и выяснить, что она из себя представляет.
Опрокинув рюкзак над жестяной ванной, я вытряс туда все содержимое рюкзака, потом залил водой и стал по одному кристаллу доставать и складывать в таз. Они все были разными по цвету — желтые, розовые, зеленые, фиолетовые и различались только оттенками цветов. Но у всех были включения, которые сверкали на солнце. Такой красоты я никогда не видел, хотя закончил горный институт, и хорошо знал минералогию с кристаллографией. Они все были неизвестные минералы, и не только мне, а скорее всего всей нашей науке. Очень красивые, разноцветные, с многочисленными сверкающими включениями и очень твердые. Все они спокойно чертили кристалл хрусталя и сапфира, который я нашел в своем ящике, где хранились остатки от моей некогда большой коллекции.