Как ты знаешь, мои дочери замужем за богатыми людьми, у них предостаточно имущества, да и я оставлю им все остальное. Кроме того, этот дом никогда не был моим, он принадлежал моему тестю Пересу де Моралесу, и много лет назад он достался мне таким же образом. Много, много лет назад… Как летит время, Гимараеш. Действительно летит…
Смерть и медиков приводит в ужас, когда речь идет об их собственной смерти. Только теперь я отдаю себе отчет в этом. Я жду ее без всяких иллюзий и без надежд. Отлично знаю, что после нее ничего нет. Она — просто черная дыра, куда падаешь и исчезаешь. Я не буду притворяться и лгать тебе, а просто признаюсь, что это меня приводит в ужас. Жизнь нелепа, но смерть попросту страшна.
Некоторое время назад я было примирился с ней и успокоился, но чем больше она приближалась, тем больший ужас я испытывал. Однако если я и вправду хорошо знаком с человеческой природой, то в последние часы я, наверное, снова буду смиренным и спокойным и, возможно, даже исполненным какого-то ожидания. Встречу ее спокойно и с надеждой. Просто человек — такой вид животного. Природа создала свой порядок вещей, возможно, это ее последний жест милосердия, или просто она сочла, что так эффективнее.
(Она добрее, чем ты думаешь, Гимараеш, и совсем не столь безумна, какой ты ее считаешь. Но знаю, что тебя трудно в чем-то разубедить).
Продолжай использовать табак и рассказывать повсюду о его лечебной силе. В моей карьере он был одним из самых больших шансов, а в твоей может оказаться единственным.
Прощай, д-р Н.М.
Я отложил этот листок в сторону и развернул другой. Руки у меня тряслись. И чувствовал я себя как-то странно — меня сжигало нетерпение и, вместе с тем, я был, словно в трансе, словно мир медленно-медленно вертелся вокруг меня, как вокруг своей оси или какого-то центра. Шум, долетавший с улицы, тоже как будто обволакивал меня, кружась медленно и задумчиво вместе с предметами в комнате и бледным предутренним светом, вливавшимся в окна. Я подошел к окну, чтобы лучше видеть написанное.
Три мои совета
Это не совсем советы, Гимараеш, а скорее умозаключения, из которых ты сам сможешь сделать выводы. Если ты постоянно будешь держать их в уме, они подскажут тебе в каждом конкретном случае, как нужно поступить. Вот они:
Бога нет. Жаль, но это так.
Люди глупы.
Миром правят деньги. Золотое правило: у кого деньги, тот определяет правила.
Последнее, разумеется, относится только к миру людей. Если ты интересуешься медициной, если решишь серьезно заняться ею, дабы понять, как устроен этот мир, то там, разумеется, действуют другие силы и законы. Все, что я могу тебе сказать о них, описано в моих сочинениях, которые тебе хорошо известны, так что ничего нового я не добавлю.
Честно говоря, я не вижу смысла углубляться в это. Хотя, насколько я тебя знаю, это и не входит в твои намерения.
Одно уточнение: люди глупы, но и опасны. Никогда не забывай об этом. Лучше их обмануть, чем принуждать. Кроме того, это намного проще, если только ум твой работает, а также более эффективно и долгосрочно. Вопреки той глупой поговорке, ноги у лжи бесконечно длинны.
Живи и радуйся жизни, Гимараеш, насколько это возможно.
Твой, etc. д-р Николас Монардес
Я согнул листочки и засунул их в карман куртки, где лежал кошелек. Потом закурил сигариллу и погрузился в раздумья. Это письмо было для меня очень важным. Вряд ли в своей жизни я когда-либо так задумывался. Советы доктора меня не удивили, но вот другая часть письма здорово озадачила.
Выкурив сигариллу, я позвал Хесуса и сообщил ему о смерти доктора. Он захотел увидеть доктора, и я повел его в спальню. Придя в себя от неожиданного известия, Хесус заторопился к дочерям доктора, чтобы сообщить о случившемся.
— Не спеши, — сказал я ему. — Я хочу, чтобы ты оставался здесь, пока я отпечатаю некрологи, а потом пойдешь к дочерям доктора и сообщишь им о его смерти.
— Но это будет не раньше вечера, — возразил он. Было видно, что он удивлен, поскольку не понимал, что происходит.
— Нет, некрологи будут готовы раньше, — сказал я ему. — Может быть, сразу после обеда. Тогда и пойдешь к дочерям.
— Но, сеньор… — снова начал Хесус.
— Слушай, Хесус, — твердо сказал я ему, глядя прямо в глаза. Тут у меня появилось чувство, что доктор смотрит откуда-то сверху и посмеивается, поэтому я дернул Хесуса за рукав и вытащил его в коридор. А когда мы вышли, опять сказал ему: