— Как бы он не простыл, — обратился я к доктору, поскольку стоял ненастный осенний день.
Доктор тоже, как видно, беспокоился об этом.
— Дон Педро, — обратился он к хозяину таверны, — смотри, не простудись.
— Тогда ты станешь лечить меня от простуды, — засмеялся дон Педро. — Я больше не могу. Уж очень мне жарко.
Но чувствовал он себя намного лучше.
Доктор решил включить в процедуру нечто такое, чего мы никогда не делали, или, по крайней мере, я никогда не видел, чтобы он это делал с тех пор, как стал его учеником.
— Будем ковать железо, пока горячо, — сказал доктор и похлопал дона Педро по плечу, так что его тело заколыхалось, как желе.
Дон Педро в ответ засмеялся, после чего доктор приказал служанке Марии принести луженый сосуд и сделал следующее: он порылся в мешке с табачными листьями, достал один листок, но тот ему не понравился. Он достал другой, средний по размеру, на мой взгляд, такой же, как и другие листья. Подойдя к почти погасшему очагу, он взял щипцами два тлеющих уголька, сунул их в жаровню, потом отнес жаровню к столу. Там он поджег табачный лист, положил его на тарелку, наклонился над ней и помахал рукой, направляя дым к носу. Как видно, остался доволен. Потом повернулся ко мне и сказал:
— Гимараеш, давай перенесем стол поближе к кровати.
— Отойди в сторонку, парень, — обратился ко мне дон Педро. — Я возьмусь с этой стороны.
— Не делай этого, Педро, — запротестовал доктор. — Тебе нельзя напрягаться.
— Ничего страшного, — ответил дон Педро.
Доктор больше не спорил. Он отошел в сторону и многозначительно посмотрел на меня. Разумеется, я понял. Подошел к нему и взялся за край стола. Вдвоем с доном Педро мы перенесли стол, который не был тяжелым, поближе к кровати.
Теперь, дон Педро, сядь на кровать и вдыхай табачный дым.
Дон Педро уселся на кровать, притянул к себе ближе тарелку с тлеющим табачным листом, склонился над ней и стал вдыхать табачные пары. Здесь нужно особо подчеркнуть, дабы читатель понял, что лист не горел, а потихоньку тлел, отчего дым, исходивший от него, был густым и насыщенным.
Пока дон Педро вдыхал табачные пары, доктор Монардес подробно объяснял ему, как в дальнейшем будет проходить лечение. Мы станем приходить к нему всю ближайшую неделю и менять повязки два раза в день, потом будем приходить один раз в три дня, пока в этом будет необходимость, но вряд ли это будет продолжаться больше месяца. При этом, сказал доктор, мы уже не будем обкладывать его листьями, а всего лишь менять повязки, смоченные табачной субстанцией.
Но, как говорят невежественные пейзаны, человек предполагает, а Господь располагает. На самом деле все наши планы смешались, хотя «смешались» — это не самое точное слово.
Дон Педро, посидев немного над тарелкой, сложив руки на стол и согласно кивая головой, вдруг резко выпрямился — при этом его взгляд (затуманенный и, вместе с тем, какой-то лихорадочно-блестящий, во всяком случае, необычный) был устремлен куда-то поверх наших голов. Он решительным шагом направился к двери, буквально скатился вниз по лестнице и вышел во двор голый до пояса, несмотря на то что вечер был холодным.
— Охо-хо-хо, хоть немного охладиться, — вскричал дон Педро, раскинув руки в стороны. При этом его ладони были сжаты в кулаки, которыми он вертел направо и налево, словно желая их размять. Его мясистые руки и плечи тряслись, и он не переставал повторять. — Жарко, как жарко!
Потом, не обращая внимания на наши изумленные взгляды, подошел к точильному станку для ножей, взялся за него обеими руками и выдернул из земли. Именно выдернул, как выдергивают пробку из бутылки. Отшвырнув его в сторону, выкрикнул:
— Чувствую себя новорожденным!
Мы с доктором переглянулись, но тут же наше внимание вновь переключилось на дона Педро, который подошел к точильным каменным кругам, уложенным один на другой, сначала поднял один из них и отбросил в сторону, затем туда же полетел другой.
— Уфф! — шумно выдохнул дон Педро.
Развернувшись, он направился в конец двора, где были собраны старые столы и прочая рухлядь из таверны, подошел к большому кувшину, поднял его и также швырнул в сторону. Кувшин разлетелся вдребезги и из него выплеснулась вода. Дон Педро радостно засмеялся и пошел в другой конец двора, где стал бросать сломанные столы и стулья в самый угол, поближе к ограде.
— Ты посмотри, доктор Монардес, — крикнул он, швырнув очередной сломанный трехногий стул на кучу рухляди, — сюда годами никто не заглядывал.