Меня грызли сомнения. Я остановился и долго стоял на одном месте, потому что не мог решить, куда мне направиться — красавица Анна и «Три жеребца» находились в разных местах. Поэтому я закурил сигариллу, раздумывая, как лучше всего поступить. Мне ужасно хотелось и того, и другого. Я бы даже сказал, что в тот момент я походил на Буриданова осла, что умер от голода, пока колебался, какую копну сена выбрать, Итак, с одной стороны — Анна, а с другой — копченая грудинка. Эта дилемма, по сути, абсолютно естественна, сама природа сделала так, что у человека, особенно молодого, оба влечения выражены достаточно сильно. Не отдавая себе отчета, я вновь прибегнул к табаку как к средству для коррекции природы (это я понял позднее). Каждый знает, что такое копченая грудинка. Но далеко не каждый может представить себе Анну. Это красивая девушка — молодая, здоровая, высокая. Доктор, однажды увидев ее, сказал: «Она даст здоровое потомство». Иными словами, он ее весьма одобрил.
Выкурив сигариллу, я принял твердое решение отправиться к Анне. Я даже успел удивиться, как такой вопрос вообще мог возникнуть? И, разумеется, я поступил правильно. Человеческих самок надо уважать! Доктор Монардес прав: они — высшее творение природы. Во всяком случае, нечто несравнимо большее, чем то животное, из чьего мяса произведена копченая грудинка. Об этом даже неприлично говорить. Хотя, с другой стороны, это просто констатация факта. И как такой факт вообще мог угнездиться у меня в голове?! Не знаю, просто угнездился — и всё. Думаю, это связано с моими многолетними занятиями медициной и наукой биологией. Насколько мне известно, в последнее время это называют «профессиональной деформацией». Понятие хорошее, я бы сказал даже, полезное и наверняка его выдумал какой-то французский философ, а я его с готовностью принял. Не хочу отклоняться от темы, но должен заметить, что если бы это понятие было выдумано каким-то немецким философом, то его название состояло бы по крайней мере из двух-трех словосочетаний, а потому никто не смог бы понять, какое слово к какому понятию относится, и это бы стало предметом бесконечных споров и недоразумений.
Могу привести еще один пример, связанный, хотя и опосредованно, с красавицей Анной. Я уже упоминал, что доктор Монардес живет на улице Сьерпес, название которой на испанском означает ни много, ни мало — Змеиная. Только в этой ненормальной стране могли дать такое название главной улице города. И выстроить дворец дюка Медины Сидонии напротив королевской тюрьмы…
Но вернемся к Анне. Она живет на улице Ферия, неподалеку от монастыря Святого Духа. Я много раз думал, выходя от доктора, как мне поступить: отправиться по улице Имаген и свернуть к площади Воплощения, или, пройдя по Амор де Дьос, повернуть на Моргадо. Трудно сказать, какой путь короче. Однажды я остановился на углу Имаген и Амор де Дьос и закурил сигариллу, пытаясь разрешить этот вопрос раз и навсегда. Я очень сосредоточенно думал около десяти минут, вышагивая по тротуару взад-вперед, вспоминая чуть ли не каждый дом, каждый перекресток, мимо которых мне предстояло пройти. Я не успел решить эту проблему, пока курил сигариллу, и сделал выбор в пользу Амор де Дьос. С тех пор я всегда хожу там. Дотошный читатель может спросить, почему я не измерил оба расстояния шагами. Я дважды пытался это сделать, но безуспешно. Для этого человек должен быть собран и сосредоточен только на подсчете шагов. Если отвлечься хоть на секунду, пиши пропало. Сразу в голове возникает: «Сколько шагов я насчитал: — 335 или 435? А может быть — 353?» Так что не ошибиться очень трудно. Тем более, что шел я к красавице Анне, а не, скажем, к братьям-францисканцам. По пути я витал в облаках, представляя себе разные ситуации, как правило, связанные с девушками. Для человека, занимающегося медициной или вообще наукой, очень трудно не думать о подобных вещах. В некотором роде такой человек становится жертвой собственных профессиональных интересов. Причем это касается всех без исключения людей. Люди в принципе любознательны, особенно в определенных областях, и если бы я был французским философом, я бы назвал это «половым интересом, или половой любознательностью, или половым знанием», что также предопределено природой, ибо она, будучи бессловесной, все-таки отдала этот смутный, неосознанный, неформулируемый, но при том категорический и, надо сказать, весьма эффективный приказ. Вообще-то, природе не нужен язык, это великое человеческое творение, удивительный логос. Как я уже не раз отмечал, она дикая и первичная.