Я дергаю Полину вверх и подминаю под себя. Набрасываюсь на ее губы, заглушая тихий вскрик и подхватывая ее ногу под коленом. Ее пальцы впиваются в мою спину, своими я убираю в сторону до головокружения влажное кружево между гладких бедер. Скольжу ими по мягким складкам, стараясь держать себя в узде, но когда проталкиваю внутрь один, а потом второй палец, получаю стоны и дрожь, которые не оставляют выбора…
Вхожу в нее одним толчком и только тогда останавливаюсь.
Замираю, как турбина самолета, дыша рядом с ее ухом. Полина цепляется за мою футболку, не двигаясь и коротко дыша рядом с моим.
Носом касаюсь ее щеки.
— Все… хорошо? — спрашиваю пьяно.
— Да… — шепчет. — Господи, да!
Выпускаю ее ногу, и она скрещивает их за моей спиной.
Я двигаюсь, пробуя разные углы, и когда нахожу особенный, возвращаю руку вниз и пальцами заставляю ее кончить вместе со мной, и успеть вытащить у меня нет никаких шансов.
Я поклонник перфекционизма. Я, блять, его фанат.
Глава 29
Антон
Мозги включаются медленно, но я выжатый, как лимон, за этот день и за эту неделю, поэтому даже не пытаюсь их пинать. Расслабление накрывает с головой, она тяжелая. Чтобы ее поднять, требуется усилие.
Руки Полины сжимают мою шею. Держу себя на локтях, слушая тихие стоны, которые вживаются в подкорку, откладываясь в памяти насмерть, как и дрожь хрупкого тела подо мной.
На спине под футболкой пот, в джинсах тоже.
Полина тихо дышит мне в щеку и разжимает ноги, освобождая мою талию. Выхожу из нее, приподнимаясь на локтях выше и внутренне матерясь, потому что представляю, сколько сейчас в ней оставил.
Поднимаю голову и глотаю слюну, чтобы горло смочить, потом говорю:
— Я в тебя кончил.
Какой же я дебил.
— Да? — открывает глаза.
Мне, сука, стыдно в них смотреть. Сосед Коптер мною бы гордился.
— Да, — спускаю с небес на землю.
— Я тебе доверяю… — радует она меня тем, что уверена — я чистый.
— Серьезно? — немного на нее злюсь. — Ты такая доверчивая?
Она сводит густые светлые брови.
Пальцы, которые все это время мягко перебирали волосы у меня на затылке, замирают. Жаль. Это было приятно настолько, что я отключиться готов прямо на ней и в ней.
— Ты меня что, отчитываешь? — спрашивает с претензией.
— В этом вопросе доверять вообще никому нельзя, — просвещаю. — На всю жизнь запомни.
— А я буду! — выпячивает подбородок. — Я тебе доверяю. Вот и живи с этим.
— Ты на меня ответственность накладываешь?
— Да. И это ты был сверху, — напоминает. — Она вообще вся на тебе.
Ее губы красные, как мак, к ним прилила кровь. Щеки тоже порозовели. Смотрит на меня сердито.
Красивая до боли.
М-м-м… как же я в нее влип…
Разжимаю пальцы, в которых все это время держал прядь ее волос, и скатываюсь в сторону, позволяю ей вдохнуть по-человечески.
Поправляю джинсы и трусы, пока она садится и одергивает юбку, говоря:
— Для справки. Если бы сверху была ты, это нихрена бы не изменило.
Я бы все равно не вытащил, потому что это так.
— Может, попробуем? — бросает деловым тоном.
Растираю руками лицо и тихо смеюсь. Полина наблюдает за мной мрачно, сидя в облаке своих волос. Вдохнув поглубже, говорю:
— Я устал, хочу вздремнуть пару часов.
Что поделаешь, мать твою, меня правда вырубает.
— Здесь?! — удивленно.
— Угу… — встаю и застегиваю ширинку.
— Но холодно…
— Там еще есть дрова, — иду к потухшему костру метрах в десяти от нашего.
Обычно здесь с дровами никогда проблем нет. Их тут, как грязи.
Полина возится с салфетками, когда возвращаюсь: протирает внутреннюю поверхность своего бедра, стоя на песке чуть поодаль.
Мои глаза скользят по стройным ногам. Она смущается этой «гигиенической процедуры», и я отворачиваюсь, в очередной раз окрещая себя дебилом. В темноте я реально слегка краснею, вспоминая, как сильно облажался, но она сделала мне лучший минет в городе, и именно с этим мне придется с этим жить, то есть, зная, что лучшие минеты в городе принадлежат Полине, твою мать, Абрамовой. Вчерашней девственнице, которая член увидела второй раз в жизни. Полине Абрамовой, которая в первую встречу показалась мне первосортной пай-девочкой, у которой носки отутюжены, а из прически не выбивается ни одного волоска даже после часовой тренировки.
Она почти такая и есть. Почти. И мне придется с этим жить.
Она даже не спрашивает, понравилось ли мне, видимо, ответ для нее очевиден. Прекрасно, что мне не придется выписывать ей золотую медаль, я тупо не хочу, чтобы о ее талантах узнал кто-нибудь еще.
Блять.
Я ревную?
Ой, дебил…
Опять злюсь, теперь уже на себя.
— Ты как-нибудь предохраняешься? — спрашиваю, подбрасывая дров в костер.
— Не хочешь детишек? — летит мне в спину вопрос с издевкой.
— Хочу, но не сейчас.
Заводить детишек сейчас в мои планы никак не входит!
— И что сделаешь, если я… забеременею?
Ворошу дрова, от костра летят искры.
— Для начала спрошу, какие шансы. Как перфекционист у перфекциониста.
Она принимает наше психологическое совпадение без комментариев, но когда смотрю на нее, кусает губу.
— А если я скажу «большие»? — усаживается на плед и тянется за своей курткой.
Ее сладкий голос смешивается с треском костра.
— Насколько я знаю, на этом этапе это типа решаемо. Можно принять таблетку…
— Как у вас парней все просто.
— Ты хочешь детишек?
— Хочу, но не сейчас.
Ее растрепанный теплый вид в душе сеет опасные картинки. Неуместные вообще. Это гребаная психология?
Полина отворачивается и кладет подбородок на согнутые колени. Желтые блики от костра падают на тонкий профиль. Я хочу ее поцеловать. Нутро медленно заполняет говенный укол позорной паники.
Я не сказал ей главного. О своих планах на лето и на ближайший год.
Что она сделает? Спросит, какого фига я не сказал раньше? Еще две недели назад? Испарится? Писать перестанет? А если нет? Уверен, в ее планах на лето Мальдивы или Греция. К его концу она думать обо мне забудет, вокруг нее мажоров и наследных принцев на любой вкус и цвет.
Сглатываю горький привкус от этой херни и ворошу костер, ткнув в него палкой.
— У меня… цикл не постоянный… Я пью таблетки уже полгода.
Офигенно.
Возвращаюсь к ней, на одеяло, и растягиваюсь на нем, раскрыв руки. Она не думает, просто ложится рядом, и я набрасываю на ее плечи свою толстовку. Полина прячет ногу между моих ног, чтобы спрятать ее от сквозняка, благоухающая цветочным запахом голова ложится на мое плечо, макушка прямо под подбородком. Сжимаю рукой ее талию, вжимая в себя сильнее.
— Вон, Большая Медведица…
— Угу…
— А там, Кассиопея…
— Кто не воспринимает тебя всерьез?
Я наматываю на палец прядь ее волос, рассматривая цвет через фильтр тусклого освещения.
Полина замолкает, трогая пальцами цветную феньку у меня на запястье. Подарок сестры.
— Все… мой отец…
Мужик заочно мне не нравится, хоть я не планирую с ним знакомиться.
— Почему ты так решила?
— Он смотрит как будто сквозь меня. Он в меня не верит. Не верит, что я могу стать кем-то… или что хочу стать…
— Кем ты хочешь стать?
— Твоим адвокатом.
Улыбаюсь.
— Хочешь стать адвокатом?
— Да… он не помогает… не учит…
— Он адвокат?
Чуть напрягаюсь, собирая для себя эту информацию.
— Он… юрист… очень востребованный.
— Ясно…
Мне нихрена неясно. Не думаю, что дочери юристов катаются на «мерседесах». Его статус в любом случае не сулит мне ничего хорошего. В их системе координат я босяк, мне нечего предложить. У меня даже собственного жилья нет. Не в этом моя проблема в данный момент. У меня меньше месяца осталось.