В конце концов, смог же однажды я ее завоевать? Значит, и снова получится.
И плевать, что она хотела свободы. Я и так ей дал ее достаточно.
Ну, а тех, кто просто ждет и ничего не делает, сама судьба пинает ногами и опускает мордой в грязь.
— Маша.
Не решаюсь отпереть дверь свои ключом.
Приходится воспользоваться звонком, как будто я здесь всего только гость.
В своей собственной квартире. Рядом со своей женщиной!
А еще до одури неприятно внутри скребет понимание, что ведь меня могут и не впустить!
— Марк?
Она открывает, не глядя в глазок.
И я на какой-то момент замираю.
Она…
Сейчас такая, какой я ее впервые встретил. Будто время повернулось вспять и я снова зову восемнадцатилетнюю девочку на свидание.
Девочку, которая совсем не похожа на других. Ни на одну из тех, кто меня окружает.
В ней совсем нет привычного мне лоска. На лице и теле ни капли следов работы косметологов или, еще хуже, хирургов. Но не это главное. А то, что она настоящая.
Вот этот блеск в ее глазах. Раскрасневшиеся щеки.
И плевать, что волосы растрепаны и разметались. Плевать, в какой она одежде, потому что ее даже и не замечаешь.
Только вот это. Настоящее. Вот эта искренность. Ни капли манерности, ни секунды, ни тени притворства. Или жеманности.
Именно потому я ее и выбрал. Среди сотен других. И такой она должна оставаться. Чистой. Настоящей.
Но ее глаза почему-то потухают, когда она видит, что это я.
Ждала кого-то другого? Серьезно? Девочка. Ты все еще моя жена, черт возьми!
— Я войду?
Молча кивает, отстраняясь. Простукает и пятится назад, обхватывая плечи руками.
— Маша.
Не выходит сдерживаться. Гаркаю, хоть и внутренне матерю себя за это. Грубо хватаю за плечи, заставляя остаться и посмотреть мне в глаза.
— Прости, малыш. Я не успел сегодня в больницу. Как бабушка? Чем занималась, пока меня не было?
Черт.
Как же хочется вот этого. Такого родного и простого.
Просто идти за ней на кухню, чтобы вдвоем поужинать и слушать, как она восторженно рассказывает о своем дне.
Неважно, о чем. О покупках или новых салфетках. О том, как она придумала переделать и перекрасить гостиную. О любой ерунде.
И этого ведь не замечал. А без этого так… Тихо.
— Все в порядке, Марк, спасибо. День прошел хорошо.
И… Все, черт возьми?
— Это тебе.
— Спасибо, Марк. Но не стоило. Я даже не знаю, где в этом доме ваза.
Вазы, конечно же, вполне может и не быть. Не подумал об этом. Откуда она у меня в холостяцкой берлоге? Если только Стелла не притащила. Но она любит, конечно, подарки подороже. Для бриллиантов и машин вазы не пригодятся.
— Значит, поставим в ведро. Или просто на стол. Маш.
Тяну на себя. Привлекаю, осторожно пробегаясь пальцами по шее. Как деревянная, честное слово. Как будто я чужой.
А мне… Мне запах ее нужен. Руки. Голос.
Жадно вдыхаю его у ее волос, прикрывая глаза.
Как же ты не понимаешь, девочка? Ты сейчас моя соломинка. Все то, за что я так отчаянно держусь, чтобы не сорваться в пропасть. Помоги мне. Помоги мне удержаться, черт возьми. Не раскрошить все то, что выстроил.
— Ты нужна мне, Маша. Черт. Даже не представляешь. Как нужна.
Выдыхаю сквозь сжатые зубы. Не открываю глаза, чтобы не увидеть холод в ее.
— Маша.
Медленно провожу пальцами по ее чуть приоткрытым губам.
Букет летит куда-то к черту.
Она дрожит. Просто вибрирует под моими руками.
И внутри все сжимается. Вытягивается в тугую, до одури натянутую струну.
— Моя. Моя девочка.
Лихорадочно шепчу, покрывая все ее лицо поцелуями.
Мне нужно ее. Сейчас. До ломоты.
— Иди ко мне. Маленькая. Моя.
Маша дрожит, но не отталкивает. Вижу, как по ее лицу просто катятся слезы. Не двигается. Замирает. Только смотрит так… В самую душу. Насквозь пронзает.
Больно, Маш. Мне самому сейчас так больно, что я задыхаюсь, чувствуя твою боль. Какой же я идиот. Все разбил. Будто драгоценную вазу. На осколки. И поранил. Нас обоих. Дико поранил, я знаю.
Осторожно накрываю ее губы.
Она так и не двигается. Не откликается. Как будто кукла. Без чувств.
Но и не отталкивает, а ведь это уже немало. Это главное. Чтобы не гнала. С остальным я как-то постараюсь уже справиться.
— Сладкая моя. Ты… Ты мое все, Маш.
Лихорадочно скольжу руками по ее телу.
Дико, до одури стараюсь не сорваться сейчас. Не напугать своим бешеным напором.
Немного углубляю поцелуй и осторожно отстраняюсь.
Сожрать ее сейчас готов. Впечатать в себя на максимум. Поглотить. Сам в ней раствориться. Но нельзя. Нужно аккуратно.