Выбрать главу

— Господин, вы должны низвергнуть зло туда, откуда оно пришло, — глаза старика засияли голубым светом, — совсем скоро Врата откроются.

Маркус нацелился на меня. Я машинально взмахнул мечом, отрубив старику руку, а после пронзив его грудь.

— Спасибо, господин, — хрипел Маркус, держась за моё плечо. — Лишь так я мог вернуть его вам… кхм, — тёмные сгустки крови вырвались из его рта, — выбросьте меня в реку… крабы со всем разберутся…

— Кто же ты такой, Маркус? — придерживал я старика.

— Всего лишь мальчишка, спасённый каплей вашей крови, — прошептал он. — Прошу, сделайте последний выстрел…

Всплеск воды и тело старика вместе с отрубленной рукой поплыло куда-то в неизвестность. Мой старый ствол, самый первый, вновь был в моих руках. Врата, о которых говорил Маркус… ведь последние были закрыты ещё тогда, в замке Раммонуила…

— Ничего не понимаю, — обессилено выдохнул я, вернувшись к телу Витаса. — Ого, не до конца осушил…

Взмахом пальца поднял в воздух несколько капель волшебной крови. Вышедшая из-за туч луна своим холодным бледным светом так завораживающе игралась с парящими над землёй капельками, что я долго не мог оторвать свой мёртвый взгляд. Однако, силы мои на исходе, форма тумана выжала из меня все соки, а потому теперь каждая капелька на счету.

Стоило поглотить эти капли, как перед глазами возник образ, картина прошлого…

* * *

— Эй, Витааааас, чего такой смурной?! — кричала девочка с растрёпанными кудрявыми волосами.

— Нати, правильно «хмурый», — мальчик с яркими зелёными глазами ловко собрал волосы девочки в хвостик, после чего слегка стукнул ту по голове.

— Ай, Ники! — надулась девочка.

— Ну, ладно вам, — улыбнулся плечистый юноша, потрепав малышню за волосы.

— Витас, вас уже все обыскались! — вдруг подбежал мальчик с длинными чёрными волосами. — Дедуля Астр и дядюшка Аластер без вас грозятся уехать!

— Линь, — молодой Витас присел возле мальчика, — передай им, что без вас я никуда не поеду. Вы же тоже хотите на рыбок посмотреть? — юноша улыбнулся, схватив всех троих в объятия.

* * *

— Что за день-то такой? — прошептал я, лёжа на крыше заброшенного здания.

Рядом лежала изрубленная туша какого-то неизвестного кровососа. Забавно, что при виде меня он начал убегать. Однако выдрать глаз как-то умудрился — чего только со страху не сделаешь.

— Ха-ха-ха… ХА-ХА-ХА-ХА, — смеялся я, не имея сил даже воспользоваться регенерацией.

Начинался дождь.

— Арима мёртв… Витас мёртв… Маркус мёртв… и ради чего… как же я устал за сегодня…

Превозмогая боль, нащупал в кармане изодранного плаща телефон и набрал номер Линя.

— Да, — говорил я, осознавая насколько же у меня мёртвый голос, — да… я на крыше… вертушку? Совсем что ли? А, если Стаса, то ладно… жду…

Сбросил телефон и отрубился.

– ***, проснись!

Пришёл в себя уже на квартире Линя, лёжа на кожаном диване. Тот сидел рядом, с чашкой кофе в руках, и улыбался, глядя на меня:

— Повезло тебе, Аки.

— Куда мой глаз дели, — ощупывая впадину, поинтересовался я.

— Вот, чуть глубже, — Линь направил мои пальцы. — В отличие от всего тела он будет долго восстанавливаться.

— Ну, хоть не правый, — хмыкнул я, когда Линь протянул мне белую медицинскую повязку.

Мы с Линем долго смотрели друг на друга в полном молчании, пока он не решил нарушить его:

— Завтра похороны Аримы.

XXVII

В этот день был дождь, сильный, не прекращающийся ни на минуту.

В три часа дня мы были на южном кладбище. Нас было немного: Я, Линь, Луизи, несколько человек из отдела, в том числе Стас с Даней, и Нана. Мы стояли у серого могильного камня, на котором было высечено: «Арима Оросаки, 97–124 гг.».

— Арима, — начал свою речь Линь, стоя подле свежей могилы, — был самым ответственным, самым чутким и верным. Нет в нашем отделе человека, превосходившего его в этом. Пусть Арима и не был выдающимся магом, он стал выдающимся другом…

«Отец» был в строгом чёрном костюме, а в руках его — красные паучьи лилии, стойко переносившие разящие капли ледяного ноябрьского ливня. Линь говорил ни тихо, ни громко. В словах его, лидера, главы отдела, не было слабости, не было потерянности. Но слова его не были взяты из списка тех речей, что заготавливают заранее. В них не было дежурности, отстранённости. Линь говорил так, словно прощался с близким для себя человеком. И эти его слова болью, тупой, оседающей, отзывались в сердце каждого.

Кто-то смотрел в небо, ища в нём ответы на смыслы бытия, кто-то вглядывался в землю, а кто-то, как Стас и Даня, курил в стороне, ни далеко, ни близко от остальных. На лицо каждого упала тень тихой грусти. Лишь Нана, придерживаемая младшей сестрой, заливалась глухими рыданиями.