Я поняла, почему Никитин позвал меня на обед именно сейчас, как только мы переступили порог столовой. Обычно у клиники были строгие часы перерыва, когда, как правило, закрывалась даже регистратура, и весь персонал заполнял столовую, но сейчас почти все столики были пусты. Судя по всему, Иван Сергеевич собирался о чем-то поговорить наедине, и не нужно было быть гением, чтобы догадаться, о чем именно. Я и не рассчитывала, что Алиса с Владом скроют от друга вчерашнее происшествие, но в глубине души все же надеялась, что обойдется без допроса с пристрастием.
Мы взяли подносы, нагрузили их едой, заплатили и заняли за самый дальний столик, что скрывался от остальной столовой за большой искусственной пальмой. Пока стояли у микроволновки, мимо прошли две молоденькие медсестры. Обе дружно кинули заинтересованные взгляды на Ивана и недоуменные на меня:
– За что вы так со мной, Иван Сергеевич? – я достала из микроволновки свою тарелку и первой направилась к столику. Никитин к тому моменту уже погрел свою еду и стоял рядом только ожидая меня.
– Ты о чём?
– О поклонницах ваших. – кивнула в сторону девушек: – Меня вся больница возненавидит, узнав, что я с вами так часто обедаю. Да еще и в не обеденное время.
Никитин фыркнул, поставил на стол тарелку и обошел стол, чтобы галантно отодвинуть мне стул. Я благодарно кивнула и села, а блондин вернулся на свое место.
– Вас ненавидеть, Варвара Александровна, страшное дело. Проблем не оберешься.
Я насмешливо фыркнула и немного расслабилась, приступая к салату. Оказалось, что я все же была голодная, потому что умяла его в один присест и даже не заметила, что Иван Сергеевич так и не притронулся к еде, продолжая внимательно смотреть на меня.
– Но кто-то все же рискует? – неожиданно спросил он.
Я подавилась. Подняла голову, встретилась с блондином взглядом и поняла, что в его глазах не осталось и тени смеха. Он смотрел слишком серьезно, от чего у меня резко пропал аппетит.
– Что?
– Ненавидеть тебя.
Пришлось отпить из кружки с чаем, чтобы смочить разом пересохшее горло.
– Я надеялась, что ты не спросишь, – честно призналась, утыкаясь взглядом в тарелку и нервно кромсая вилкой ломтик огурца.
– Очень даже зря. – покачал головой Никитин. – При некоторых обстоятельствах мне плевать на тактичность.
Он вынул из кармана сложенный листок и протянул мне.
– Что это? – удивленно поинтересовалась, забирая записку.
– Ты забыла кое-что вчера. – Иван Сергеевич, кажется, даже не моргал: – Влад просил тебе передать.
Пальцы задрожали, а я быстрым движением развернула листок.
"Осталось не так много времени. Ты готова к ответу?"
Несколько раз перечитала напечатанные на принтере строчки и криво ухмыльнулась.
– А раньше были стихи, представляешь? – попыталась пошутить, поднимая взгляд на Никитина: – Я ему сказала, что рифма фиговая, и теперь, вот, без рифмы прислал. Как думаешь, я подорвала его самооценку?
Ваня даже не улыбнулся. Наоборот, нахмурился еще сильнее:
– Ты знаешь, кто это?
Я выдохнула и почему-то решила, что врать смысла нет. Да и не хотелось совсем.
– Смутно догадываюсь.
– Давно продолжается?
– Примерно с февраля.
Никитин дернул бровью и прищурился:
– Братья хотя бы в курсе?
Мотнула головой.
– Ты поэтому, хочешь вспомнить что-то из своего прошлого? Это как-то связано?
Покорно кивнула. Скомкала бумажку и бросила на поднос. Проследила за ней взглядом, лишь бы не поднимать глаза на Никитина, и испуганно вздрогнула, когда его ладонь накрыла мой сжатый кулак.
– Варь, посмотри на меня. – потребовал он.
Я не смогла не подчиниться и все же подняла голову. Пришлось закусить язык и тяжелее задышать, чтобы не поддаться слезам, которые, почему-то подступили слишком близко к горлу.
– Почему ты не обратишься в полицию и не расскажешь братьям?
– Не могу, – просипела, удивляясь своей честности. – Я не могу. Я должна сама с этим разобраться.
– Сама? – рука Никитина чуть сильнее. – Ты представляешь, чем это может закончится? Алиса тож…
– Стоп, – выдохнула, перебивая: – Я знаю, что случилось с Алисой, но тут совсем другая ситуация, поверь.
У Вани на скулах заходили желваки:
– И чем же они отличаются?
Я замялась. Пальцы парня обжигали кожу, словно напоминая, что нельзя врать.
– Он не обидит меня... – пробормотала тихо: – По-настоящему не обидит. Понимаешь?
– Нет, – твердо произнес Никитин. – Не понимаю. Я не знаю, что было раньше, но даже кукла и эта записка – уже тянут на статью.
Я тяжело выдохнула.
– Там все очень сложно... – я не понимала, что и как говорить, а Иван Сергеевич начинал злиться.