Сейчас Дины нет в городе — укатила снимать снега в Новосибирск и каждый день шлет мне фотографии своих ног в трех парах носков, жалуясь, что даже ее стойкая фототехника не выдерживает аномальные морозы.
Алиса выходит из ворот школы, и я на минуту щурюсь, чтобы рассмотреть ее пробирающуюся ко мне через снег. Сейчас вообще не похожа на ту роковую красотку, которая свалила наповал в ресторане на нашем первом свидании. И возраст выдает ее с головой. Ее — и ее инфантилизм: простая дутая куртка, смешные сапоги «с елочкой», шапка с большим помпоном.
И, конечно, варежки.
Я нарочно обращал внимание даже на то, что носят мои сотрудницы.
Все пользовались перчатками.
И только Динамщица носила варежки, причем, судя по цвету, это были не те, что в прошлый раз.
Типичная молодая училка, которой я бы, не задумываясь, доверил своего пацана, если бы он у меня был. С виду вроде мелкая и безобидная, но наверняка без зазрения совести морально настучит по голове и хулигану, и его папаше, даже если он вдове выше и шире ее.
Успеваю выйти из машины, открыть ей дверь, но Алиса не спешит забираться в салон.
Стоит рядом и смотрит на меня полными удивления глазами.
— Привет, Март! — Приподнимается на носочки, чуть-чуть наклоняется к моей шее и, жмурясь, втягивает воздух. — В октябре ты пахнешь особенно приятно.
Наверное, вот в этом лично для меня все ее очарование: ни хрена не могу угадать, что она скажет или сделает. Даже сегодняшнее сообщение — с выдумкой, а не банальное и скучное «Как дела?»
Я тоже наклоняюсь к ней и даже не скрываю довольную улыбку, когда Алиса поворачивает голову так, чтобы мы почти стукнулись носами. Она всегда знает, чего хочет — и не скрывает, что в данный момент хочет меня. Поэтому я и свел на нет то наше общение. Было явно видно, что в какой-то момент я перестал быть для нее желанным трофеем. А за женщинами бегать как-то не привык.
Но сейчас она довольно жмурится и, хоть это абсолютно не приглашение к поцелую, немного приоткрывает губы, выпуская между нами маленькой плотное облачко пахнущего зеленым чаем пара.
— А у тебя особенно мило замерз нос, — пытаясь подстроится под ее игривое настроение, говорю я. — Но, может, все же сделаешь одолжение и сядешь уже в машину?
Она извиняется и быстро ныряет в салон.
Я везу ее в маленький кофейный бар, который облюбовал еще пару лет назад. Славится своими уникальными и редкими сортами кофе и авторской подачей.
Алисе там явно нравится: она, подражая другим посетительницам, снимает сапоги и усаживается на диванчик, подтягивая под себя ноги. Активно вертит головой и выглядит ребенком, которого впервые в жизни привезли в Диснейленд.
Я заказываю ей латте из двух сортов кофе и с ликером на апельсиновых корках, себе — классический американо. От классического десерта Алиса отказывается, зато мы оба солидарны в том, что хотим двойную порцию орехового ассорти.
— Как школа? — спрашиваю я, когда Алиса, сделав первый глоток, наконец, перестает нахваливать вкус и аромат. — Честное слово, не мог представить тебя в образе учительницы, но сейчас… Ты прямо тот идеал, от которого шарахаются мелкие хулиганы и дрочат взрослые.
— Март, господи, — смеется, но совсем не смущается она.
Тоже плюс ей в копилку. Никогда не понимал женщин, которые морщат нос от простых слов, которые есть в обиходе каждого мужика. А ты, бывает, скажешь «Пососи мне член» — и дама морщит нос с таким видом, словно я предложил облизать ржавую трубу после стаи голубей.
— Пережила министерскую проверку, вот! Первую! — Алиса подает это с полным искренним восторгом.
И впервые в жизни я слушаю о буднях школы с таким интересом.
Потому что искренность Динамщицы вкуснее любого кофе. Она, правда, не комплексует по поводу того, что некоторые орехи приходится разгрызать прямо зубами. Даже смеется, изображая безумную белку. Не следит за тем, как лежат ее руки, иногда ставит локти на стол. Не жеманничает, не накручивает цену.
И, чтоб я был проклят, хоть она одета дешево и «без кутюр», у меня чувство, что это в принципе самая дорогая женщина в моей жизни.