— Ты… ты пожертвовала собой? — со слезами на глазах, Ингрид кивнула.
— Я спасла их мир, ценою собственного.
— Но они желали тебе зла, они боялись тебя, — Румпель хмурился. Сердце болело и ему показалось, что этот мотор скоро заглохнет.
— Нет, — женщина грустно улыбнулась. — Я была так одержима страхами, что не видела очевидного. Что бы не случилось, твои родные никогда не отступятся от тебя. Они могут не понять, не сразу, но на это всегда нужно время, — она была права. Нужно оберегать родных, заботиться, но не убивать. К черту предсказание, он прожил свое, он готов. — Ад или рай, они все равно будут тебя любить. Не стоит губить единственное, что лю…
С громким щелчком намордник спадает.В ушах безбожно звенит. Убить. Любить. Убить. Любить. Трибуны зарастают плющом, а парапет арены становится деревянным. Прожектор освещает Белль, выжидающе смотрящую в его глаза.
— Что ты решил? Ты спасешь его или умрешь? — девушка нетерпеливо теребит подол платья, ожидая его приговора.
— Румпель, ты должен бороться. Убей монстра! — справа от него с надрывом в голосе говорит Ингрид. Поводок подергивается, а за спиной он вновь слышит ругань.
— Убьешь Генри? — Белль закусывает нижнюю губу.
— Убей монстра, Румпель! — Ингрид рычит, заламывая руки. Кто она против его любви.
Ошейник жжет кожу, словно раскаленное железо. Он задыхается. Тут мало воздуха? Или быть может ошейник вновь пережал его горло? Сердце пропускает удар? Паника накатывает волнами. Убить или любить? Смерть или жизнь? Белль или Ингрид? Он или монстр? Что выбрать? Намордника нет, а цепь мягко оттягивает его к Белль. Ингрид досадно рычит, понимая, что проигрывает в этом сражении. Не она, он.
— Что, черт возьми, тут происходит?! — с трибун сходит разъяренная Реджина, хватая мужчину за цепь у основания ошейника, отдергивая его от Белль. — Это не она! — Румпель затравленно смотрит на безразличную Белль, затем на Ингрид, а после на Реджину, вглядывающуюся в глаза, чье лицо начинает чем-то напоминать его самого.
— Молодец, борись, — шепчет Ингрид, прижимая ладонь ко рту, едва сдерживая рвущиеся наружу рыдания. — Борись за своих родных, не за себя. Давай! Борись!
— Борись! — губы Реджины шевелятся, а его голос отчетливо звучит в голове. — Борись, сукин сын! — Реджина растворяется, оставляя после себя пульсирующую боль в висках.
Этого хватает, чтобы отрезвить, отвлечь монстров и воспользоваться моментом. Сегодня он убьет. Руки хватают ошейник, с трудом продевая длинные пальцы под плотно прилегающий к коже металл. Румпель резко проворачивает ошейник вокруг шеи, крича от боли, заливая кровью пальцы, нащупывая крепление поводка к цепи и судорожно хватаются за него. Сквозь слезы он видит замерших, изумленно таращившихся на него монстров. Руки перебирают звенья, с каждым рывком все больше и больше притягивая к себе своих хозяев. Зверьки, переглянувшись, хватаются за поводок, с рыком натягивая его, пытаясь взять контроль над взбешенным псом. Но все тщетно. Намордника нет, и вся его истинная злость, весь гнев, что по капле копился весь этот день, придают ему сил. Рывок. Рывок. Рывок. В глазах темнеет от силы и ярости. Предчувствие свободы пьянит. Рывок. Монстры выпускают цепь, теряя равновесие, падая к его ногам. Румпель опускается на колени, хватая их за пестрые хвосты все еще подрагивающими руками, связывая между собой.
— Обмотай цепью, — шепчет Ингрид, с радостью смотря на него. Он кивает, обматывая поводком зверьков. — Помни, они любят тебя, и всегда будут л…
— Ой, к черту! — между ними появляется Темный. Голос бесцветен и безразличен. Но слова говорят о его раздражении и недовольстве. Он как-то неловко взмахивает рукой, и Ингрид исчезает. — И их тоже, — монстры исчезают, а ошейник, раскрывшись, падает на землю. Румпель аккуратно потирает шею, стараясь избавить себя от тупого ощущения металла, что еще долгое время будет преследовать его. Темный взволнованно вышагивает возле него, то складывая руки на груди, то ставя их на бедра.
— Разочарован? — сипит Румпель, поморщившись от боли.
— Отнюдь, даже в чем-то рад, — Темный неловко зацепился ногой об ногу на ровном месте и едва не упал через парапет арены. Откашлявшись и нервно сложив руки на груди, отгораживаясь от удивленно смотрящего на него Румпеля, он продолжил: — Ты едва смог справиться с ними. Следующего монстра тебе не победить. Ингрид оказалась слишком… слишком сердобольной.
— Что с тобой происходит? — Румпель поднялся на ноги, сжимая в руке ошейник: лучше его не оставлять тут.
— То, что нужно, — Темный вновь топорно взмахнул рукой, превращаясь в смолянистую лужу.
— Любопытно…
Комментарий к Круг шестой. День шестой.
https://pp.vk.me/c627316/v627316220/3680b/8Y0UGClGNB0.jpg
Монстр этого дня - Биполярное расстройство.
Обложка к главе:
https://pp.vk.me/c627316/v627316220/36812/PPDIm74mep0.jpg
Знаю, глава вышла тяжелой, запутанной и непонятной. Отвечу на все вопросы)
========== Круг седьмой. День седьмой. ==========
Сквозь пелену сна пробивались не свойственные этому миру звуки природы. Румпель сонно перевернулся на бок, утопая в чем-то мягком, не желая окончательно просыпаться и начинать этот день. Под боком что-то хрустнуло. Ткань жилетки медленно промокала, достигая кожи, неприятно прилипая. В воздухе витала сырость, а пение птиц не вписывалось в события этих дней. Мужчина был все еще обессилен, организм требовал здорового сна, а сердце отдавалось в груди болезненной пульсацией. Наплевав на все, Румпель подложил под голову руку, желая вновь забыться сном.
Сквозь дрему он почувствовал легкую щекотку на запястье. Недовольно поморщившись, Румпель дернул рукой, прижимая ее ближе к себе. Пение птиц становилось тише, а стрекочущие звуки и шорох медленно окутывали все его тело. На запястье вновь появилось щекочущее чувство. Едва он дернул рукой, щекотка проникла под рукав, поднимаясь по руке. Мужчина недовольно взмахнул рукой, почувствовав, как что-то щекочет его у основания шеи. Зуд так же появился на оголившейся лодыжке, обнаженной груди, где была распахнута рубашка и у самого уха. Дернувшись, Румпель открыл глаза, всматриваясь в кишащее полчище сороконожек и сколопендр, ползающих друг через друга, путающихся в собственных длинных колючих лапах, медленно подползающих к нему. Кто-то дополз под штаниной до его колена, а в грудь вонзились чьи-то желваки. Усики кого-то неприятно коснулись ушной раковины, пытаясь заползти ему в ухо.
Вскрикнув, мужчина вскочил на ноги, прыгая по насекомым, раздавливая их хрустящие хрупкие панцири, освобождая свое тело от налипших, уже заползших во все возможные щели, монстров. Из штанины нехотя вывалилась сколопендра, желваки опасно клацнули, и насекомое вновь поползло в сторону испуганного человека. Отбросив с шеи кого-то шевелящегося, вздрогнув всем телом, Румпель с маниакальным наслаждением прыгнул на сколопендру, впечатывая ее в землю каблуком.
Сердце болезненно стучало. Приложив ладонь к покрасневшей коже на груди, которую секунду назад укусило нечто, он нервно осмотрелся. Вокруг были джунгли, высокие деревья с широкими темно-зелеными листьями, густая трава и где-то вдали шум прибоя. Штанина вновь зашевелилась. Чертыхнувшись, Румпель отпрыгнул в сторону от влажного болотистого участка земли, покрытого пожухлыми листьями, кишащего многоножками.