Хмыкнув, Крюк удовлетворенно отвернулся от него, собираясь покинуть лавку. Румпель с ужасом заметил, как тонкие губы антиквара, улыбающиеся лишь одним уголком, превратились в оскал. Кожа лица на мгновение покрылась чешуей, а глаза блеснули маниакальным золотом. Вытянутые зрачки метнулись к скорчившемуся Румпелю и подмигнули ему.
Новый рывок выкинул его обратно в смерч. Мужчина падал вниз, туда, где воронка становилась все уже и уже. Перед его глазами возник Питер, насмешливо приподняв одну бровь. Его не болтало в этом потоке так, как Румпеля и тот с завистью и злобой уставился на него. Отец расхохотался, схватив сына за грудки.
— Ты все еще не понял? Кто ты? — оскалившись, Пэн с силой оттолкнул его от себя. Мужчину выбросило на лакированный пол знакомого дома. Он проехался на груди, остановившись у чьих-то ног. Женские черные ботинки неловко переминались, а позади них, за закрытой дверью, была спрятана ловушка. Резко развернувшись, поморщившись от боли, Румпель уставился на антиквара, лениво рассказывающего Свон смысл магии.
Он хорошо помнил этот день, тогда, помимо жажды власти, его душила обида за сына. За то, что именно из-за нее он погиб, позволил отцу рассказать, кто забрал их воспоминания, пожертвовав собой. Он был отцом Генри, любил Эмму. Спасительницу. Дитя, которое появилось у Прекрасных не без его помощи. Какая чертовская ирония. Одно дитя забирает другое. Жизнь за жизнь. Судьба одного ребенка в обмен на другую. На мгновение он пожалел, что ему все же не удалось склонить Эмму к тому, чтобы она добровольно вошла в эти двери. Антиквар продолжал ненавязчиво подталкивать ее к правильному решению, а в его руках, рябью, невидимым призраком, мелькала накидка Бэя. Та вещь, что душила их обоих, накидывая петлю воспоминаний на шею. Румпель громко сглотнул, поморщившись от боли в сердце. Вспоминать эти эмоции, проживать эти дни было самым ужасным наказанием.
Новый рывок вновь вернул его в смерч. Румпель размахивал руками, цепляясь пальцами за воздух, стремительно спускаясь вниз по воронке к самому темному жерлу урагана.
— Куда?! — рука Пэна поймала его за ремень. От резкого рывка, Румпель прогнулся в спине, едва не переломив хребет через вонзившуюся в поясницу плотную кожу. Пэн навис над ним, продолжая более медленно спускаться с ним вниз по спирали. Лицо мальчишки было совсем близко и внушало страх. Безумный огонек в глазах сжигал изнутри его потрепанную душу, подбираясь к все еще сопротивляющемуся, живому белому сердцу. — Ты еще не все увидел, сынок! Ты, должно быть, забыл, что у тебя есть семья! Я прав?
— Отец, я не понимаю. Почему ты здесь! — выдавил из себя Румпель, предприняв попытку дотянуться до Питера.
— Напомнить тебе, кто ты! — мальчишка вытолкнул его из смерча, едва не ударив ногой для ускорения. Румпеля выкинуло на старое потрепанное кресло в его лавке, которое покачнулось под его весом. Мужчина попытался зацепиться кончиками пальцев за спинку, но, не удержавшись, перевернулся вместе с ним на пол. Болезненно взвыв, Румпель поднес к глазам ладонь, из которой торчал окровавленный осколок. Сжав крепче челюсти, он резким рывком вытащил стекло, отбросив его в сторону.
— Я хочу исполнить твою мечту, мы будем путешествовать, — сладко пропел за плечом его же голос. Кряхтя, Румпель обернулся, выпутывая ноги из-под кресла. На кушетке, рядом с Белль, сидел он сам, сжимая в руках ее тонкие запястья, любуясь ее красотой.
— Путешествовать? Это было бы замечательно! — воскликнула Белль, одаривая его лучезарной улыбкой.
— Да, родная, — Румпель вздрогнул, когда увидел на своем лице знакомый оскал. — И Генри с собой возьмем, мальчику тоже нужно увидеть мир, — лицо на мгновение покрылось чешуей, но тут же вновь стало обычным.
— Когда мы выезжаем? — Белль приподнялась, подарив ее мужу поцелуй.
— Белль… — прошептал Румпель, протянув окровавленную руку к ним. На шее антиквара замерцала накидка Бэя, исчезнув, когда Белль плотнее прижалась к нему.
— Как можно скорее, любимая, — сладко пропел он, положив руки на тонкую талию жены. На руке замерцало обручальное кольцо, его перстень. Румпель с ужасом смотрел на то, как перстень становиться бледнее, вовсе исчезая с руки мужчины.
Сильный поток воздуха, выкинул мужчину обратно в смерч. Осознание замораживало разум, а сердце в груди замедлилось. Он предал ее. Ради чего? Кого? Темного? Когда он увидел, как пропало его кольцо, Румпель осознал, что с этим он потерял не только ее, но и доверие, их любовь. Как он мог поддаться тьме в тот раз? Как он смог предать ее? На глаза навернулись слезы от осознания своей ошибки, и того, что последовало за ней. На мгновение ветер прекратился, и он стал стремительно падать вниз. Румпель закрыл глаза, не сопротивляясь, позволив Темному в этот раз взять над ним верх. Лишь бы не видеть то, что последовало за его предательством.
— Стой! — в его мысли ворвался отцовский голос. Нехотя приоткрыв глаза, взглянув на движущиеся звезды, все больше отдаляющиеся от него, он увидел, как в пропасть, за ним, падает Питер Пэн. — Дай руку! — мальчик не успевал за ним, и с беспокойством, которое Румпель впервые увидел на его лице, протягивал ему руку. — Дай мне руку, Рум!
— Нет! — Румпель, как испуганный маленький мальчик, упрямо прижал руки к себе. — Я не пойду! Не надо!
— Ты должен! — поток воздуха заглушил слова Пэна, а рука в опасной близости от лица мужчины зачерпнула воздух.
— Я не хочу этого видеть! Оставь меня! Я не пойду к ней! — Румпель взмахнул руками, продолжая падать вниз. Страх вновь оказаться у черты оставил позади все трезвые мысли. Он боялся взглянуть Белль в глаза.
— Пойдешь! Ты должен пройти этот адский круг! Руку! Дай руку! — Пэн зачерпнул руками воздух, пытаясь ускорить свое падение. Черная воронка стремительно приближалась. Тонкие пальцы зацепились за болтающуюся на ветру жилетку мужчины, резко потянув его на себя. Пэн толкнул его в сторону, возвращая в вихрь, на спираль воздуха, поднимающуюся вверх. Они завертелись, яростно вцепившись друг в друга.
— Ты должен! — рыкнул Пэн, сопротивляясь мужской руке, вцепившейся в его горло. Его руки цеплялись за потрепанную рубашку Румпеля, пытаясь отцепить от себя сына. Ноги мужчин переплелись, а ветер продолжал поднимать их вверх.
— Нет! — закричал Румпель, хватая Пэна за запястье, отстраняя его руку от себя.
— Трус! — Пэн развернул сына спиной к потоку и, вывернувшись, ударил ногами в грудь. Румпель испуганно вскрикнул, попытавшись за что-то ухватиться, все быстрее удаляясь от парящего, запыхавшегося отца.
Его выкинуло на мокрый асфальт. Колени заныли, а пальцы вцепились в колючий бетон. Тело пробивала дрожь от холодного осеннего ветра. Ему было страшно поднимать глаза, он знал, кто перед ним стоит. Тишину нарушил неуверенный стук каблуков и просьба, разбившая его сердце в очередной раз.
— Белль, прошу! Мне страшно! — собственный дрожащий голос донесся до него из-за спины. Зажмурившись и сглотнув, Румпель обернулся. На коленях, напротив него стоял он сам, облаченный в старые протертые временем тряпки. Роба прядильщика, одеяние труса. В глазах, полных слез, медленно гасло золото, а зрачок становился человеческим.
— Пожалуйста, Белль! Пожалуйста, — молил он. Сердце Румпеля болезненно сжалось и пропустило удар. К горлу подступил ком, и на глаза навернулись слезы. Он был одержим. Белль была права, отправив его за черту. Он все еще был трусом. Руки труса беспорядочно шарили по мокрому асфальту, привлекая к себе внимание Румпеля. Мужчина увидел, как кольцо, обручальное кольцо, превращается в прах. Первая слеза скатилась по щеке, а взгляд с опаской поднялся выше, неуверенно встречаясь с ищущим взглядом труса.
Мужчина нахмурился, фокусируясь на Румпеле. Щека подернулась в знакомом оскале, а в карих глазах зажегся огонек.
— Кто ты? — зашипел он, вцепившись ногтями в асфальт, напоминая Румпелю бешеную собаку. — Кто ты, Румпельштильцхен? — трус бросился на мужчину, но резкий рывок вновь вернул последнего в смерч.