Стыд. То, что он ощущал после потери сына. После плена. Ему стыдно было показать свою разбитость, никчемность, потерю смысла своей жизни. Однажды, Белль застала его в спальной. Скорченного, сломанного, убитого горем и выжигающей изнутри тьмой. Ему было стыдно. Он хотел спрятаться, надеть маску. Исчезнуть. Белль не сказала ни слова. Просто прижала к себе и гладила его по спутанным волосам, покачивая в объятиях. Было стыдно и… спокойно. Впервые.
Он не готов был пережить смерть сына еще раз. Не после всего, что он уже видел и чувствовал. Зелена исчезла, словно ее и не было, позволив ему насытиться собственным горем в одиночку, умереть от разрыва сердца, которого переполняла боль потери. Едва белый сосуд переполнится, его удар станет последним. Румпель не оставлял попыток сжать веки. Тонкие струйки крови стекали по щекам, смешиваясь со слезами. Запястья были раздерты в кровь, а короткие ногти вонзались в ладони от безысходности.
Он умер у него на руках.
— Прости меня… Я не защитил. Не смог. Прости меня, Бэй. Прошу, прости… — он всхлипнул, когда экран потемнел и стал вновь перематывать пленку и закричал, когда кадр остановился на моменте смерти.
Душевная боль душила, с каждым тиском выдавливая из него новый всхлип. Вой. Рычание. Тиски оплетали бешено бьющееся в узкой мужской груди сердце, сдавливая его.
— Бэй, прости меня. Прости, сынок…. — рвано выдохнул он. Грудь тяжело вздымалась, на шее выступили вены, а губы были искусаны в кровь.
— Пап… все хорошо, пап..
Румпелю показалось, что он услышал голос сына. Отчаяние, доведенное до безумства. Этого не могло быть, игра разума.
— Пап, это я… я рядом…
Румпель почувствовал, как кушетка прогнулась под весом, а темное размытое пятно заслонило экран.
— Я рядом. Тебе не о чем просить прощения. Ты не виноват, — теплые руки коснулись его мокрых щек, а затем переместились к маске, но, вовремя спохватившись, переместили на плечи отцу.
— Бэй? Ты не можешь быть здесь, не в аду. Мальчик мой, я… — мужчина всхлипнул, пытаясь всмотреться в родное лицо.
— Я не в аду, пап. В лучшем месте, намного лучшем, — руки провели по напряженным плечам мужчины, успокаивая его.
— Я так виноват, Бэй. Так виноват. Прости меня, пожалуйста, прости. Я не хотел этого. Всего этого. Хотел, чтобы ты жил, был счастлив, был…. — спазм сковал его горло и он, подавившись, зарыдал громче.
— Эй-эй-эй! Пап! Все хорошо! Ты не виноват. Я сам это сделал. Я знал, на что шел. Хотел, чтобы ты жил. Пожалуйста, папа, — Бэй взмолился, сжав пальцами худые плечи отца. — Тебе нужно бороться. Ради себя, Белль. Ради меня. Я хочу, чтобы ты жил. Ты меня слышишь?
Румпель попытался кивнуть, но ничего не вышло. Втянув шумно воздух, он сдавленно выдавил тихое: «Да».
— Так виноват. Не хотел, Бэй. Сынок мой… — Румпель попытался обнять сына, но оковы лишь сильнее затянулись вокруг его запястий. Мужчина сдавленно всхлипнул, напрягаясь всем телом. Пытаясь высвободиться, прикоснуться. Обнять. До слуха вновь донеслись прощальные слова Бэя. Телевизор продолжал показывать его смерть.
— Эй! Папа, ты со мной. Смотри на меня, сосредоточься, — Бэй защелкал пальцами перед глазами, вынуждая сфокусироваться на нем. — Я не могу освободить тебя, ты должен сам. Найди монстра. Убей. И все исчезнет.
— Нет.. — сипло выдавил мужчина. — Ты исчезнешь. Бэй, я не хочу тебя вновь потерять. Не хочу уходить. Мальчик мой, не хочу тебя оставлять. Я один. Мне страшно, Бэй.
— Ээээ, нет-нет-нет. Папа! Папа! — Бэй легко встряхнул отца за плечи, опасаясь за его глаза. — Послушай. Ты не виноват. Не вини себя, ни в чем. Папа, я люблю тебя, но я должен, должен двигаться дальше, как и ты. Мы не можем быть вместе. Не сейчас, не тогда, когда в тебе нуждается еще один человек. Белль. Она ждет тебя, отец. Она любит тебя. Я люблю тебя. Никогда, слышишь, никогда не вини себя в моей смерти. Только не себя. Ты должен бороться, — Бэй умоляюще посмотрел на отца.
— Я не хотел, я правда не хотел… — прошептал мужчина пересохшими губами.
— Да сосредоточься ты! Найди его! Монстр! Он где-то здесь, ты слышишь меня! Папа, я прощаю тебя. За все. Ты ни в чем не виновен. Я любил тебя и буду любить, поверь мне. Всегда. Но ты должен бороться. Должен.
Румпель не слушал, шепча неразборчивые для Бэя слова, с надеждой и мольбой во взгляде всматриваясь в сына. Бэй соскочил с кушетки, хватаясь за голову. Не зная, как помочь отцу. Он не мог освободить его, это было единственным условием Темного — никакой помощи. Едва сын отстранился, Румпель вновь на экране увидел его смерть и закричал. Бэй вздрогнул, резко обернувшись к отцу.
— Нет! Не уходи! Бэй, где ты? Бэй?! — Румпель в панике стал дергаться на кушетке, не обращая внимания на то, как металл царапал его веки, на тонкие струйки крови, стекающие по щекам. Бэй тут же подскочил к отцу, заслоняя телевизор.
— Я тут, рядом. Папа, я никогда не уйду. Не сейчас. Мне нужно, чтобы ты боролся. Ради нас всех. Ради твоих близких и родных. Тебя ждут и любят, отец. Белль… ты же помнишь Белль, да? — Румпель повел бровями, его зрачки расширились.
— И Генри, твой внук. Ты, представляешь, ты уже дедушка. Генри тебя тоже любит, он моя кровь и плоть. Он твоя кровь и плоть. Отец, у него твои глаза и мой характер. Ужасное сочетание для Реджины, не так ли? — Бэй тихо засмеялся, заметив, как уголок губ Румпеля приподнялся в призрачной улыбке.
— Знаешь, я могу заглядывать иногда в ваш мир. Когда тебе становилось легче, — Бэй прикоснулся к его груди, там, где билось сердце. — Когда мысли очищались, — он провел большим пальцем по лбу отца. — Я был рядом. Забирал твою боль себе.
Брови мужчины вздернулись вверх, а губы задрожали.
— Чтобы ты не винил себя. Хотя бы не в этот миг. Позволил боли хоть немного отпустить тебя. А сейчас, я знаю, у твоей кровати сидит Белль и плачет. Она ждет тебя. По тебе скорбит внук. Даже герои, за маской отчужденности, сочувствуют тебе. Ты тот, без кого все пойдет прахом. Ты понимаешь меня? — в уголках глаз собрались слезы. Мужчина нервно облизал пересохшие губы, выдавив согласие. Бэй накрыл холодную руку отца, сжав.
— Ты не виновен, папа. Мы любим тебя. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты боролся. Ради меня и близких. Ты можешь это сделать? — пальцы мужчины сжали руку Бэя, причиняя легкую боль. Бэй понимал, его отцу приходилось принять тяжелое решение. Румпелю нужно было отпустить сына, сердцем он понимал это, но разум продолжал цепляться за родного человека, хотя бы за пальцы, но чувствовать его рядом.
-Я… я никогда тебя больше не увижу? — глухо произнес Румпель. Бэй с сожалением покачал головой.
- Только во снах. Я буду приходить к тебе, обещаю.
Из горла Румпеля вырвался хрип, переходящий в болезненный лай, пока Бэй не понял, что это был смех.
— Темные не спят…
— Сейчас ты человек, ты помнишь это? — сын заволновался, с беспокойством вглядываясь в опухшие, слабо понимающие, глаза.
— Да-да…. Человек… — мужчина попытался устало закрыть глаза, но от боли лишь шире распахнул их.
— Ты увидишь меня. Я приду. Но для начала, найди монстра. Вернись к Белль. Ты сможешь?
— Да… — рука Бэя стала выскальзывать из пальцев мужчины и он занервничал.
— Прости. Ты должен найти монстра, — Бэй встал с кушетки, встав сбоку от нее. Карие, изможденные глаза, уставились в телевизор. Тупая боль продолжала пульсировать в груди. Сил на слезы не хватало. А сознание напоминало, что Бэй сейчас рядом и его рука лежит на его плече, поддерживая своего отца.
Взгляд устало скользил по картинке, переходя на решетку клетки, спускаясь к ногам, затянутым ремнями. Никого не было видно, это начинало злить. Мужчина досадно дернул ногой, причиняя себе дискомфорт. Что-то красное мелькнуло у его подошвы, тут же скрывшись из виду. Спешно облизнув пересохшие губы, Румпель, превозмогая боль, вновь дернул ногой. Красный кленовый листик мелькнул у штанины, вновь исчезнув.
— Замри… — шепнул Бэй.
Румпель послушно замер, напряженно вглядываясь в кушетку. Спустя несколько минут, листик мелькнул у его колена, с любопытством приближаясь ближе к нему.