— Почему? — он поддел носком туфли камушек, пиная его в ноги Темной. Тьма недовольно покосилась на Румпеля, обреченно вздохнув. Зная его характер, он не отстанет от нее, либо придётся исчезнуть, либо ответить на вопрос. Румпель мысленно улыбнулся про себя, что-то удерживало тьму рядом с ним и ему были любопытны ее мотивы.
— Она оказалась не так проста, — задумчиво произнесла Темная, смотря вдаль.
— Ты сказал… ла, что она почти сдалась, — напомнил мужчина, готовясь к ее внезапному исчезновению. Но Темная не торопилась. Она неловко сложила руки на груди, опустив голову, смотря под ноги, а после, помедлив, ответила.
— Требуется немного больше сил. Ее детство, мотивы, отстраненность и след этого мира создают не очень идеальную почву для нашего знакомства, — Эмма с досадой пнула попавшийся под ботинок камушек.
— Моя почва тебе, как я погляжу, пришлась по вкусу, — горько заметил мужчина, сжав ладони в кулаки.
— Почвой сложно назвать, так… удобрения, — отфыркнулась Темная, сверкнув черными глазами в сторону Румпеля. Холодок пробежался по его позвоночнику, и он невольно поежился.
— Не боишься? — Румпель свернул за тьмой, уходя с главной улицы.
— Чего?
— Что герои избавятся от тебя? — он лениво скользил взглядом по опустевшим магазинам.
— От тебя же не избавились, — хмыкнула Эмма.
— У меня были свои мотивы, и ты прекрасно знаешь их. Каковы мотивы у Эммы? Ты знаешь их? — мужчина отметил, что они стали приближаться к его лавке.
— Жертва, — тихо отозвалась тьма, готовая в любой момент уничтожить мужчину. Эти разговоры не приходились ей по душе.
— У нее нет мотивов?! — воскликнул Румпель громче обычного, тут же закрыв рот под тяжелым взглядом Темной.
— Мы пришли, — Эмма открыла дверь лавки, пропуская внутрь Румпеля. Тот настороженно осмотрелся, прежде, чем сделать шаг внутрь, а после, нехотя, перешагнул порог. Темная осталась на той стороне, ожидая, пока он повернется к ней. Обернувшись, мужчина нахмурился.
— Спокойно, правда? — она вновь задала этот вопрос. — Мне жаль расставаться с тобой. Это была наша последняя встреча, дорогуша, — Эмма попыталась перекривить Румпеля, но с ее хрипловатым голосом это вышло совсем не забавно и не так, как это делал обычно он. Мужчина даже не попытался что-то ответить, понимая, что его испытание началось. Дверь лавки захлопнулась перед его носом, а значок с «Открыто» сменился на «Закрыто».
Румпель обреченно вздохнул, готовясь к встрече с призраками прошлого. Тишина лавки нарушалась лишь тикающим звуком нескольких антикварных часов. На удивление, это не раздражало, лишь приносило уверенность и умиротворенность. Словно говорило, что единственным хозяином лавки всегда был он и никто иной. Его владения. Его власть.
Он прошел вдоль прилавков, любовно проведя кончиками пальцев по стеклу. Нахмурившись, почувствовав на коже пыль. Румпель лениво прошел в заднюю комнату лавки, отмечая, что все было на своих местах. Идеальный порядок. Словно это место ждало его, позволяя войти в свою жизнь только единственному человеку. Его владельцу, антиквару, мистеру Голду.
В черепной коробке, где-то тихо ворчал тонкий голосок, напоминая, что где-то должен быть монстр. Закатив глаза, Румпель приоткрыл дверь в уборную, настороженно осмотревшись. Тишина. Никого. Голос был заткнут. В его лавке всегда было безопасно. Его убежище. Дом.
Мужчина лениво подошел к зеркалу, всматриваясь в собственное отражение. Взлохмаченные волосы. Изможденный, побитый вид. Темные круги под глазами, кровоподтеки от израненных век, грязь, ссадины и черт знает что еще. Потухшие глаза. Безразличный, пустой взгляд. Что следовало ожидать от этого дня? Темная сказала, что это последний круг. Она попрощалась с ним.
Румпель нервно открыл кран, сунув руки под струю прохладной воды. Ничего не происходило. Совершенно. Боль ссадин утихала, а сердце размеренно билось в грудной клетке, как родное. Мужчина ополоснул лицо, смывая с себя грязь прожитых дней, всю ненависть и желчь, скопившуюся к себе. Ополоснул шею. Расправил влажной пятерней волосы, пытаясь их пригладить.
Почувствовав себя посвежевшим, словно ожившим, он вновь взглянул в зеркало.
Глубокие морщины прожитых лет сгладились. Лицо было чистым, лишь несколько ссадин напоминали ему о его испытаниях. Взгляд стал острым и цепким. Тепло сменилось холодом. Нежность — раздражительностью. Любовь — отчужденностью.
Хрустнув шейными позвонками, наслаждаясь звуком свободы, расправив плечи, он вышел в комнату, вновь осмотревшись. Ничего не изменилось. Даже пыль осталась на своем месте. Это, несомненно, радовало, никто не смел нарушить его спокойствие. Его одиночество. В шкафу нашелся запасной костюм, и мужчина поспешил переодеться. У него вновь был тот самый, внушающий всем страх, безукоризненный вид. На полке нашлась тряпка для пыли. Довольно хмыкнув, он захватил ее с собой, прежде, чем выйти в переднюю часть магазина.
Солнце уже было в зените, проникая лучами сквозь жалюзи, освещая антикварные вещи, требующие особого ухода, раздражая хозяина лавки сверкающими на свету летающими пылинками.
Подойдя к окну, он раздвинул пальцами жалюзи, в надежде, что никто не посмеет прервать его ежедневный ритуал. Улица пустовала. Ни единой живой души. Казалось, что даже птицы прекратили свое существование в этом городе, боясь потревожить своим щебетом единение антиквара со своим хламом.
Тряпка любовно скользила по стеклу, полируя его до блеска, сдвигая вещи, протирая их с трепетом и любовью. За одной из старых древнегреческих статуэток что-то заворчало и лениво выглянуло из своего потревоженного укрытия. Голд едва повел бровью, а уголок его губ дернулся в любопытной усмешке. Где-то на задворках разума завопил голос разума, но мужчина поспешно отмахнулся от него. Это существо не выглядело опасным или раздражающим. Безобидный, ленивый и пушистый комочек настороженно выполз из-за статуэтки.
Круглый пушистый комочек горчичного цвета, что едва бы уместился в руках Голда, любопытно склонил голову, принюхиваясь к антиквару. Мужчина отметил, что его спинка была покрыта широкими черными, вороньими, перьями, издалека создавая иллюзию прочного панциря. Длинные крюкообразные лапы волоклись по земле, ненароком попадая под ноги и толстый малоподвижный хвост. Вытянутая морда, с длинным носом и острыми ушками, а на глазах белоснежная плоская кость, скрывающая их от собеседника. Монстр настороженно осмотрелся, покрутив острыми ушками в разные стороны. Убедившись, что ему ничего не угрожает, существо село на попу и уставилось на Голда.
— Спокойно, правда? — антиквар усмехнулся, взяв в руки статуэтку, за которой прятался монстр. Существо ничего не ответило, лишь безмолвно кивнув головой.
Так они и работали. Солнце медленно опускалось на небосводе, а мужчине казалось, что часы, проведенные им за уборкой, пролетали, как секунды. Он не замечал царившего спокойствия, удрученной пустоты и подозрительной безлюдности в городе.
Они с монстром дружно работали в тандеме: вытирая пыль, переставляя предметы, настраивая часы и перебирая картотеку. Голд не заметил, как в один момент приласкал монстра, а затем все чаще стал почесывать его спинку. Он не замечал, как существо набиралось сил и росло у него на глазах.
Было уютно и беззаботно. Никаких героев и посетителей. Только он, антиквариат и его безмолвный друг. Голд закончил с проверкой последней карточки и, по привычке, обретенной в течение дня, потянулся к монстру, почесать его за ушком. Мужчина удивленно охнул, когда существо, вроде несколько минут назад, а может часов, достигавшее ему по пояс, доставало уже до груди.
— Ох, когда ты успел вырасти? — Голд почесал под подбородком и, к его удивлению, монстр отозвался довольным урчанием. Загребущие лапы обвили ноги мужчины, прижимаясь ближе к нему. Голд едва не упал, нахмурившись, но тут же усмехнулся, почувствовав, как монстр стал тереться о ткань его брюк, как кошка. Мысль о том, что придется сменить костюм, заглушил крик о сумасшествии и абсурде.