Поцелуй, который погружал ее с головой в небытие, был первым в жизни девушку. Для неё все это в новинку и она не знала, как себя вести. Ее руки хаотично обнимали шею герцога, а тонкие пальчики сжимали его густую шивелюру. Эмилии хотелось большого, но это "что-то" пугало ее. Ноги дрожали, да и само тело. Из-за нехватки кислорода малышка разорвала поцелуй. — Мы не можем… Господь накажет нас! — задыхаясь прощебетала она в губы герцога Дорса. Малышка и сама не верила в то что говорила, ибо разум отказывался подчиняться, как и ее тело. Прикосновения рук Максимилиана, которые уже в наглую иследовали ее тело, сильнее вызывали дрожь. Эмми впервые увидела обнаженную грудь мужчины, с его ссадинами. Ей хотелось губами прикоснуться к ключице, а после и к шеи, что в принципе она и сделала. «Что со мной? Я будто плавлюсь в его руках."- пронеслось вихрем в голове у малышки, чьи губы во всю изучали голый торс мужчины, который навис над ней.
Максимилиан замер лишь на мгновение, ибо являлся человеком верующим. Но воспринимал он религию несколько иначе. — Господь велел людям любить друг друга, что мы, собственно, и делаем сейчас.
4 глава. Теперь ты моя
Мужчина улыбнулся и нехотя отстранился. Его глаза жадно бегали по взъерошенной и возбужденной Эмилии. Полюбовавшись ее красотой еще несколько секунд мужчина решительно расстегнул ремень на своих штанах и принялся медленно оголяться перед принцессой. Стеснятся герцогу было нечего, не малых размеров возбужденный орган уже был готов погрузится в девичье тело, тем самым консумировать брак. Но Максимилиан не собирался торопиться. Растягивал удовольствие, ведь вся ночь у них впереди. Понаблюдав за реакцией своей избранницы на его голое тело, он властно, но аккуратно развел ее стройные ножки в стороны, а затем, взявшись за край сорочки, принялся обнажать девушку полностью. Больше преград на пути его ласк не было. Он откровенно рассматривал каждый сантиметр ее тела. «Идеальная!»
Эмилия была неуверенна в своих действиях, но доверевшись мужчине она сделала так, как того хотел он. Сняв с себя остатки одежды и кинув ее на пол к платью, белокурая девушка предстала перед мужчиной полностью обнаженной. Ее щеки пылали, дыхание было обрывистым, тело дрожало, а руки старались прикрыть хоть какие-то участки своего тела. На самом деле Эмилия хотела куда-нибудь убежать, но только некуда. Огромная плоть герцога уже изнывало от предвкушения и это принцесса понимала. Дрожащей рукой она решила прикоснулась к горячей плоти герцога. И как только ее пальцы дотронулись, то резко одернула руку. — Я н-не… Не смогу. Мне страшно.
От прикосновений пальцев девушки по телу прошла волна приятных ощущений. Максимилиан положил ладонь на согнутое колено малышки, и нежно погладил его. — Не бойся. Я постараюсь сделать так, чтобы больно не было. Расслабься… Я помогу тебе. Мужчина хитро улыбнулся, и в его зеленых глазах загорелся огонь. Наклонившись герцог жарко поцеловал внутреннюю часть бедра девушки. Устроившись по удобнее, он скользнул одной рукой к ладони малышки и сцепил их пальцы в замок. Губы герцога поочередно перескакивали с одного бедра на другое, медленно приближаясь к девичьему лону. Чем ниже он спускался, тем жарче и влажнее Эмми становилась. Наконец достигнув цели, Максимилиан впился губами в девственное лоно, проникая своим языком между створок. Одновременно с этим, он нежно поглаживал рукой ее бедро.
Ему хотелось принести удовольствие своей принцессе. Хотелось расслабить ее тело, насколько это возможно. Нежно целуя и делая фрикции языком мужчина прикрыл глаза и сам наслаждался процессом. Запах девушки сводил его с ума, а ее стоны еще больше.
Эмилия сильнее задрожала, когда губы герцога беспорядочно блуждали у нее между ног. Ухватившись за ткань на кровати, малышка старалась сдержать стоны. Ее тело в судороге выгибалось назад, показывая тем самым всю свою гибкость. — М-ма… Максимилиан?! Аааа-ах… Нет… — ее глава наполнились слезами, а рот судорожно хватал воздух. То, что вытворял мужчина свои языком сводило Эмилию с ума. — Прошу… — тело и разум противоречили друг другу. Ей хотелось сильнее почувствовать мужчину в себе, но этого было недостаточно сделать языком. А разум просил остановиться.