стерегайтесь по ночам болот, когда силы зла властвуют безраздельно». А ещё: «Какая страшная смерть». Умирать не хотелось. Остановив выбор на том, что разнообразие - основа эволюции и здорового питания, он двинулся вперёд, туда, где бочаги, лужи и грязь переходили в твердь земную. Пока он выбирался к твёрдой почве, счётчик пережитых смертельно опасных моментов увеличился до пяти. К счастью, а может, к сожалению, он оставался по сему поводу в блаженном неведении. Взобравшись на насыпь, он очутился на растрескавшейся асфальтовой дороге. Налево? Или направо? А, не всё ли равно, какой путь не выберешь, найдётся тот, кто скажет, что это, мол, не наш путь, что мы пройдём другом путём Не мудрствуя лукаво, пошёл направо, ибо дело наше, как подсказало бессознательное - правое, и победа непременно будет за нами. Как всегда. Когда-нибудь. А как же иначе? Если бы ему не надоело считать, то счёт шагов мог бы перевалить за четырёхзначную отметку. Топь закончились, постепенно перейдя в лесистую местность. Деревья, в отличие от болотных, стояли в основном здоровые, с одинаковой серой листвой, но всё равно нет-нет да и попадались растения омертвелые, голые, словно болезнью какой изъеденные. И тишина. «И мёртвые с косами стоят...» - произнёс диктор в черепной коробке новым голосом. Мёртвых не повстречалось, как, впрочем, и живых. Неживое нарисовалось. Не веря глазам, он перешёл на бег, чтобы поскорее добраться до стоящего на обочине автомобиля из разряда тех, что, как подсказал внутренний диктор, покупают «на положенные проценты, по совету друзей». На серой траве в паре метров от авто осталась расстеленная клетчатая скатерть, на которой покоились следы застолья: пара пустых стеклянных бутылок, несколько вскрытых опустошённых консервных банок без этикеток, крошки, крупицы соли. Обыск автомобиля не дал не то что ключей, а вообще - абсолютно ничего. С досады он ударил по рулю и чуть было не стукнулся головой об потолок, испугавшись громкого сигнала. С полчаса провёл, мучая клаксон. Никто не заявился, хотя тот же лесник, например, мог бы вполне законно поинтересоваться, кто это тут, так его и мать его растак, белок тут шугает. Он двинулся дальше, потому что всё его существо протестовало против сидения на месте. Что-то коснулось лица. Он поднёс пальцы к щеке и почувствовал влагу. С неба падали новые капли. Выругавшись, натянул куртку на голову. Не прошло и пяти минут, как видимость резко ухудшилась. Тем не менее, он из последних сил продолжил путь. И ему воздалось. Лес расступился, уступив место широкой полосе вырубки. То, что в завесе дождя виделось полосой деревьев, при приближении оказалось бетонным забором в три человеческих роста, возведённым между вышками, стоящими друг от друга на равном отдалении. Он закричал и замахал руками. Перешёл на бег. На одной из вышек включили прожектор. Луч света рассеял сгущающиеся сумерки и скользнул по его лицу. - Люди-и-и! А-у-у-у! Щелчок. Свист. Фонтанчик асфальтовой крошки в нескольких сантиметрах от ступни. Он ослеп. Фотовспышка перед внутренним взором, и на стол памяти ложатся фотографии: бескрайнее синее небо, горячее, безжалостное солнце, красные горы, вымокшее в поту обмундирование, невыносимым грузом давящий на плечи рюкзак, мешающая каска... Долгий подъём... Вспышка, рокот, столб дыма, щелчки, свист... Истошный окрик «Лож-и-и-ись!»... И тело выполнило команду - не успела вторая пуля щёлкнуть по месту, где он только стоял, как он уже отпрыгнул в сторону, от души плюхнувшись наземь, распластавшись на обочине и неистово заработав локтями и коленками. Как раз вовремя, ибо по асфальту застучали пули. Грязь отпускала неохотно, с чавканьем. Утягивала, стараясь всеми силами удержать. По затылку стучали дождевые капли. «Ну китайская пытка прям», - подумал он и замер, что пёс при виде кости. Бессознательное подкинуло с барского стола объедок, на котором значилось: «Китаец нам - друг, товарищ и брат». Ни от первого, ни от второго, ни от третьего он бы сейчас не отказался. А ещё лучше сразу. Сразу трое... Один в трёх лицах... Что-то шевельнулось внутри - и замерло. Да и пусть себе шевелится... Выстрелы вырвали из задумчивости. Сжавшись, стараясь стать как можно меньше, он вжался в мокрую землю. «Земля моя земелюшка, защити, силу ты даёшь богатырскую...» Вспомнить бы, что такое «богатырское». Стреляли наобум, не целясь, рассекая пулями потоки воды с небес. Может быть, решили, что стоит доделать дело до конца, а может, патроны списывают без счёта. Как страшно ползти, как страшно просто шевельнуться... Пожалуйста, не трогайте, не стреляйте в меня, я полежу тут, тихонечко так полежу, как мышка, как букашечка, незаметненько, никому не мешая, вы просто не трогайте меня, посылайте пули мимо, ибо я очень, очень, очень хочу жить! Мне очень нужно! Сделав над собой невероятное усилие, он продолжил движение. Метр. Другой. Вперёд, только вперёд. Прошла, казалось, вечность. Трассеры всё ещё летали над вырубленной полосой, выстригая ветки с лёгких планеты. Почти выбившись из сил, ничего не видя, не соображая, он полз и полз под пулями, пока не почувствовал, что теряет опору. Видимости не было, и он и не заметил, как выполз к канаве. Медленно съехав по склону, он окунулся в мутную, холодную воде. Члены медленно коченели, одежда резко потяжелела. По крайней мере, здесь его пули точно не достанут. Но и воспаление лёгких - штука безрадостная. О том, чтобы попытаться выбраться наверх, не могло быть и речи. Во-первых, у него всё равно бы не получилось - уж больно скользкой была грязь; во-вторых - трассеры по-прежнему со свистом рассекали воздух. Он поднялся в полный рост и похлюпал по колено в воде, спотыкаясь, падая, захлёбывая серую жижу, отплёвываясь, поднимаясь, идя дальше, дрожа - всё, что угодно, лишь бы выжить. Ливень и не думал стихать. Какой же холод крокодильский... У крокодила всё не слава богу - что холод, что слёзы... Берцы - обувь неубиваемая, в такой хоть по навозу, хоть по отходам химического производства - всё едино, не балетки, чай. Но и в берцах нельзя забывать заветы Суворова. Кто сия личность, он не помнил, да и момент, откровенно говоря, был неподходящий для самокопания. Полоса вырубки закончилась, вверху уже виднелись верхушки деревьев. Стрельба прекратилась. Он уже было понадеялся, что в конце пути его ждёт если не лифт, то комфортабельный элеватор. В какой-то степени он не ошибся. Продрогший, уже мало что соображающий и двигающийся исключительно на рефлексах, он не обратил внимание на то, что поверхность жижи впереди пульсировала, от её поверхности отрывались капли, взлетали вверх и падали обратно. Ещё несколько шагов на слабых, дрожащих ногах и его вырвало из воды и хорошенько так отфутболило вверх и вперёд, за шкирку вытянуло из оврага и отправило в относительно свободный полёт. Единственное, что он успел - так это удивиться. Его выбросило из канавы на склон и он покатился в кустарник, примяв начинавшиеся на склоне небольшие колючие кусты и скатившись в ложбину на жёсткие колючие ветки терновника. Иглы впились в тело, кололо всё, но встать он не мог. Тело стало наливаться жаром, сознание поплыло и потухло. Первым, что он увидел, были лицо. В нём уже не было столько горя и жалости. Внимательно, с тревогой вглядывались в него серые огромные глаза - лицо поплыло к несу, теряя очертания и вот уже оно превратилось в облака, в шеренги летящих по небу птиц. Песок. Он лежал на тёплом песке. Над ним - чёрные птицы. Ещё выше - пасмурная облачность. Осмотрелся. Он сидел в центре миниатюрной, идеально круглой пустыни, размером с маленький загородный домик. Крохотные барханы. По краям - заросли колышущейся на ветру осоки, в которой имеются коридоры-промежутки для прохода. А наверху небо. Что-то не так. Что-то выбивалось из картины. Он ещё раз внимательно огляделся. Осмотрел одежду. Проследил за колыханием осоки. Местность оказалась болотистая. Слева, справа и сзади, насколько простирался взгляд, тянулись бескрайние топи, в которых редкими маяками торчали голые, омертвелые деревья. Он не мог понять ничего. Он уже был здесь. И, похоже, не раз. Остановив выбор на том, что разнообразие - основа эволюции и здорового питания, он двинулся вперёд, туда, где бочаги, лужи и грязь переходили в твердь земную. Добравшись до конца болота, он передохнул, привалившись к стволу бросившей жёлтые иглы сосны. Побрёл на ватных ногах вглубь леса. - Стой! Куда прёшь, лосяра?! Живёшь долго? Надоело?! Он удивился и немножко испугался. Человек? Здесь? Резко обернувшись, он действительно увидел осторожно выглядывающего из-за ствола сосны мужчину. - Т-ты это... Мне? - А ты видишь тут кого-нибудь другого?.. Стой! Не двигайся! - незнакомец выкинул вперёд правую руку в предупреждающем жесте. Человек вышел из-за дерева и поспешно двинулся навстречу, путаясь в полах плаща. Присмотрелся - нет, не кайман, таки крокодил. Одетый в крокодиловый плащ имел вытянутое лицо, с прямыми, резкими чертами, с горбатым носом, насупившимися бровями, тонкими губами и короткими чёрными волосами. - Ну? - Гну! - незнакомец подошёл и оглядел его с ног до головы. Покачал головой: - Небо! Небо не видело такого пацака, как ты... - В чём суть-то?! - С утра в тапках. И в том, что туда, - нез