четырёхбуквенной аббревиатурой на шлеме поверх зеркального стекла. Фома замялся, но, подгоняемый Вергилием, занял место справа от мужика восточной наружности в ветровке. Последний со спокойствием домашнего удава тибетского монаха наполнил чаем пиалу и пустил по кругу. Космонавт принял, но шлем поднимать не стал и, покачав столовый прибор в руках, передал дальше. Оставшиеся не побрезговали. Пожарник, упав на землю с левой стороны с бычьим вздохом, сбросил наземь шлем, явив свету совсем юное лицо. - Дед, спасибо... А ты кто? - озвучил юноша висящий над костром вопрос. - Де-е-е-е-д, - протянул мужик, пробуя слово на вкус. Распробовал, скривил мину, будто лимон проглотил, покачал головой: - Дед - это слишком. Согласен на Батю. Или Проводника. Потому что я поведу вас к Источнику. - Секундочку, - Вергилий поднял ладонь. - Нам пить не хочется. Нам знать хочется... - Что тут происходит, где мы, кто мы, кто виноват и что делать, - подхватил Фома. Последние два вопроса он ляпнул непроизвольно и очень смутился. - Сперва доложьте, - улыбаясь, сверкнул Батя глазами. - Так сказать, по форме. Нашли ли, что искали? Космонавт покачал шлемом и развёл руками. Пожарник мотнул головой и поведал про какое-то ограждение, к которому не подойти - стреляют. Вергилий ткнул пальцем в Фому. Фома вздохнул. - Что и требовалось доказать,- кивнул Батя, - мене, мене, текел, упарсин. А теперь, дети мои, слухайте. Место Соборное. Некоторые ещё говорят - Соборования. Для некоторых - Чистилище. И раньше были такие места. И мы о них кое-что знаем. Те, кто приглядывает. Ну, должен же кто-то присматривать за всем этим. По мере сил. Ваше Место - место четырёх, возникло таким потому, что четыре сознания смогли договориться о чём-то общем. Место это постоянно меняется - как меняются ваши сознания, ваша память - там. Там, где вы сейчас боретесь за жизнь. И чтобы вам помочь, там, мы должны добраться до Источника. И как можно быстрее. Он резко встал и, как ни в чём не бывало, пошёл в лес. Бросил через плечо: - Чего ждём? Пока рак скиснет? - Вот и я говорю! Вышки, колючка натянута, прожектора, а кто там наверху сидит, семечку лузгает и пиво с раками пьёт - не видать! Зато как тебе узревают, так сразу шмалять принимаются - никакой, блин, культуры...- увлечённо разглагольствовал Вергилий по пути. - Та же... Ерундистика... - выдохнул Пожарник. - А лицо видел? - спросил Фома. - Женское? На небе? Вергилий пожал плечами. Путь преградили заросли - с трудом пройти, проехать не на чем - и Пожарник вышел вперёд, прорубая топором дорогу. Фома лишь одобрительно кивал: во-первых, потому что сам не работал, и во-вторых, потому что вспомнил, то когда рубишь лесок - разлетаются щепки. - Стоп! А где Космонавт?! - Вергилий недумённо крутил головой. Космонавт до этого места молча шёл замыкающим. А теперь, на песке, возле отпечатков ботинок лежал только скафандр... - Космона-а-а-а-вт! - закричал Пожарник, бросился к скафандру, но был перехвачен Вергилием. - Куда! В ловушку прёшь! И действительно - воздух впереди на небольшом участке, примерно метр на метр квадратный, поднимаясь кверху, преломлялся, словно над костром. - Нечего уже..., - произнёс Батя, - нет его уже здесь... Не успел он окончить фразу, как почва задрожала. Фома, не удержав равновесия, упал. Тошнота вывернула желудок до зелёной горечи. Он вытер губы, слезящиеся глаза, обессилено перевернулся на спину и снова мелькнул в почерневших облаках женский, такой до щемящей боли знакомый, лик... Мир менялся. Земля сотрясалась. Заросли привычного терновника втягивались в почву, вырастали, вздымаясь скалы. Справа, почти до места, где они прорубили проход, весь мир исчез, сменившись серо-сиреневой рябью. Рябь колыхнулась и поползла назад, трансформируясь в болота, поросшие осокой. - Сколько... Учил комбинаторику... А таких перестановок... Ещё не видел... - прошипел сквозь зубы Вергилий. Земля дёрнулась в последний раз - они не удержались на ногах, одна из скал рухнула, подняв тучу тяжёлой, густой пыли. Пронёсся шквал ветра, заставивший их вжаться в землю. Мир установился. И они, кашляя и отплёвываясь, поднялись на ноги. На краю провала стояло дерево. На толстом стволе из прозрачного кварца покоилась широкой чашей, наполненной чёрно-красной, тяжёлой жидкостью, крона переплетённых, блистающих кристаллическими, кремниевыми гранями ветвей. Жидкость, пропитав воздух запахом крови, бугрилась, провисая в ячеях кроны. У ствола, где расстояние между ветвями было больше, такой бугор постепенно наливался в каплю - шар, потянувшуюся на утончающейся как у перевёрнутой рюмки ножке к земле; оторвался, прокатился и остался лежать, твердея и обретая блеск. - Это нам, парни, подарок от Космонавта, - Батя подошёл к шару, доставая дозиметр. - Не фонит... Пожарник опустился рядом на колени, взял двумя руками шар, спрятавшийся в ладонях, и засунул его за пазуху. Переступил поближе, и стукнувшись о ствол головой, обнял дерево. - Бодался телёнок с дубом,- промелькнуло у Фомы. - Понаблюдать бы сначала не мешало. Артефакт всё-таки. Ладно, идёмте, - Батя двинулся в прорубленную просеку. - Можно было бы и по краю болота обойти, но не пропадать же работе. - А я пройдусь по болотцу, - заупрямился Пожарник, забросил топор на плечо и двинул по краю леса. Его красная каска мелькала среди стволов. Он шёл быстрее по опушке, и, хотя его путь лежал по дуге, но, двигаясь по открытому пространству между краем леса и зарослями осоки, он находился на одном уровне с идущими по лесному бездорожью. - Отбивается от коллектива вьюнош,- Вергилий с тревогой посматривал в сторону спутников. - Пусть жизнь осудит, пусть жизнь накажет,- откликнулся Фома. Дед остановился: - А вот типуна-б тебе на язык за такие слова да в этом месте, - с неожиданным раздражением Батя зыркнул на Фому,- привыкли нести ахинею, не понимаете, что слово не воробей. - А что? - смущённо пытался отшутиться Фома. - А вот сейчас и увидим. Они прошли полосу старого, насаженного рядами сосняка и вышли в перелесок молодого - не выше головы - ельника. Между ельничком и старыми соснами на грунтовой, в ширину трактора дороге, уходила в болото, вдавленная в поросший невысокой травой грунт, тракторная же колея, по которой, спиной к ним, пятился Пожарник. Фома, стоя на пригорке, увидел, как колышутся верхушки стеблей осоки на болоте, приближаясь к краю. Пожарник остановился метрах в десяти от них, расставив ноги, нагнул голвоу, перекинул топор на руки и обернулся. - Как всё нехорошо-то, - промолвил Батя. И действительно, в лице молодого, красивого парня уже мало оставалось человеческого. На них смотрел Минотавр. Оглянувшись на сбившихся в кучку попутчиков, Пожарник снова устремил взгляд вперёд и тут из зарослей осоки, почти доставая ушами лохматых султанчиков кистей, на дорогу, закрывая её ширину мощной полосатой грудью, ступил тигр. Смилодон. - Иди сюда, киса, - проревел Пожарник. Тигр опустил голову, почти касаясь клыками лап, и пошёл. - Напряжение нарастает,- озвучил Фома, явственно ощущая пощипывание на кончике языка. - И тут Батя снял с плеча невесть как и когда там очутившуюся берданку, - сказал Батя, и таки снял с плеча ружьё с раструбом, нечто столь же древнего и устрашающего вида, как и зверь, мягко и аккуратно, как на подиуме, ставящий, приближаясь к ним, одну перед одной лапы. В тишине надвигающейся смерти раздался шорох, качнулась почти стелющаяся по земле лапа ёлочки, и на обочине дороги, шагах в пяти перед Пожарником, появился кот. Белый, немалых размеров, пушистый длинной свежевымытой шерстью котяра, усевшийся на дорогу. Кот задрал заднюю лапу со стороны остановившегося смилодона и стал наводить в немалом, как для кота, хозяйстве, порядок, нарушенный путешествием по пленэру. - Снежок! - удивлённо-радостно пробасил Пожарник. - Снежок, кысссс, иди ко мне! Смилодон рыкнул, обнажая резцы. Кот, оставив занятие, поднялся на лапы, направив конец опущенного хвоста в сторону зверя и, глядя прямо перед собой, начал потихоньку на инфразвуке, поднимаясь всё выше и громче: - ААААААААААААААААААААААА, - таким противным всей природе живущего голосом, что Фома непроизвольно бросил взгляд на небо - не пикирует ли в довершение всего этого анамнеза на них какой-нибудь Юнкерс. Кот орал и рос, вот он уже перегородил дорогу, а в вершине горба сравнялся высотой с противником. - Ну-с, начнём-ко танцы! - Батя упёр в плечо карамультук, выстрелил и всё пришло в стремительное движение. Саблезуб сделал два прыжка, на третьем - у него на горле уже висел, припавший к земле и бросившийся молнией, кот. Пожарник успел опустить топор, скользнувший по черепу тигра и лежал теперь под ним, вставив почти до горла поперёк пасти топорище. Фома, выхватил револьвер и, присев на колено, всадил пулю в загривок тигра, тут же на окрасившемся кровью загривке оказался кот, вцепившийся острыми как иглы зубами несчастному зверю в переносицу так, что он заорал от боли. Вергилий, добежав до кучи малы, со всего маху хлёстко влепил тигру по бедру стеком раз, другой - Брысь отсюда! Чудовище, не заставляя себя упрашивать, бросилось обратно в болота, теряя по пути противников, за ним нёсся кот, почти сравнявшийся с тигром размерами. - Снежок! - заорал Пожарник, бросаясь вдогонку. - Да стой ты! Без тебя