— Дункан должен бы знать, что только глупец судит о книге по обложке, а о женщине — по ее внешнему виду.
К радости Джейд, Дункан довольно расхохотался в ответ на этот дружеский выговор:
— Я говорил Джейд, что ты мудрец. А должен был сказать — мудрейший из мудрых!
На смех Габриэля отозвалось горное эхо.
— Должно быть, вы утомились с дороги. Разрешите предложить гостеприимство моего дома, — произнес он, забирая у Джейд рюкзак.
Он не был похож на человека, которого она ожидала увидеть. Она нарисовала в мыслях образ профессора, ни дня в своей жизни не работавшего физически. Но морщинистая кожа Гейба, его натруженные руки свидетельствовали не о домашнем образе жизни. Неровно подстриженные волосы, перехваченные красной лентой, обрамляли широкое лицо. У Гейба были шея борца и широкие плечи, тонкая талия и стройные бедра, но несколько кривые ноги — результат того, что он долгое время проводил в седле. Если судить по внешнему виду, то Джейд вряд ли предположила бы, что он когда-нибудь ходил в школу, а не то что в Иельский университет.
Блэкджек, которому все вокруг явно было хорошо знакомо, трусил впереди Габриэля, ведущего их по молчаливому поселку. Джейд жадно оглядывалась, пытаясь получше рассмотреть Небесный город.
Гейб заметил ее интерес:
— Я устрою вам полную экскурсию, как только вы немного освежитесь.
Они шли по узкой улице, обрамленной, как сказала бы Джейд, нагромождением домов. Мягкий свет, приятно отличающийся от сияния электрических ламп, лился из окон.
— Вы знакомы с каменной историей Нью-Йорка, мисс Ховард?
— Да, но зовите меня, пожалуйста, просто Джейд.
— Хорошо. Здесь, Джейд, наше каменное наследие. Мой народ строил дома из камня, когда европейцы еще жили в соломенных хижинах.
Она не могла обижаться на гордость, прозвучавшую в его тоне. Строения из белого камня, так любовно возведенные давно ушедшими поколениями, были действительно великолепными.
— Вот мы и пришли, — сказал Гейб, останавливаясь у двери последнего на улице дома. Он поднял засов и предложил им войти.
Свет в комнату проникал через единственное окно, но вид из него открывался эффектный. Обстановка была скромной, однако от комнаты веяло покоем и миром. Джейд обратилась к Гейбу:
— У вас уютный дом. А от Акомы просто захватывает дух. Я должна извиниться, что мы вторглись к вам безо всякого предупреждения.
— Вы не могли бы подобрать лучшего времени! Сегодня мы закончили собирать урожай. Завтра праздник. Вы когда-нибудь видели танец урожая моего народа?
— Нет. Но хотела бы увидеть, если у Дункана нет других планов.
— Конечно, мы остаемся! — заявил Дункан с энтузиазмом. — К тому же нам надо с тобой поговорить, Гейб, и чем скорее, тем лучше.
Гейб согласно кивнул:
— Но сначала я хочу показать Джейд наш город, а потом мы поедим. У нас будет время поговорить после ужина. Я приготовил вам заднюю комнату. Когда вы распакуете вещи, я буду ждать вас на улице.
Он открыл дверь и выскользнул настолько тихо, что Джейд даже не заметила его ухода.
— Ну и что ты о нем думаешь? — спросил Дункан, перетаскивая вещи в комнату.
Она была еще меньше первой, и обстановка в ней была спартанской. Два тонких матраца лежали на полу. На самодельной тумбочке стояли кувшин с водой и таз для умывания. Единственным ярким пятном выделялся висевший на стене ковер индейской работы. Маленькое — не больше квадратного фута — окно создавало впечатление постоянных сумерек. Джейд подождала, пока ее глаза привыкнут к полумраку.
— Я знаю, что вы с Гейбом старые друзья, но в нем есть что-то ужасное.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Дункан, расстилая поверх матрацев их спальные мешки.
— Ну, ужасное — это, наверное, не то слово. Я думала, он будет спрашивать, зачем мы приехали, но теперь у меня такое ощущение, что он и без нас все знает.
— Да, ты, возможно, права. — Дункан передал Джейд ее рюкзак и стал развязывать свой.
— И тебя не интересует, каким образом он все узнает?
— Конечно, интересует! Кроме того, мне ясно, что он заинтересовался тобой. Но у индейцев не принято допрашивать друзей. Это считается дурной манерой. Как я тебе говорил, Акома всегда считалась загадочным местом. Что касается Гейба, то он раскроет себя, если захочет.
— И ты хочешь, чтобы я до этого времени держала язык за зубами?
— Как в Ватикане, дорогая, как в Ватикане. — Он продолжал разбирать рюкзак.
— Мне неприятно спрашивать здесь о такой приземленной вещи, но есть ли в этом доме что-нибудь вроде ванны?
Посмеиваясь, он ответил:
— Удобства во дворе, если ты не возражаешь.
Она тоже улыбнулась:
— С тех пор как мы вместе, я вообще почти не возражаю.
Они вышли из дома и увидели Гейба, сидящего у входа на каменной скамье. Блэкджек растянулся у его ног.
— Скоро совсем стемнеет, — сказал Гейб, — но у нас еще есть время для небольшой прогулки. Вы не возражаете?
— Это было бы просто здорово! — ответила Джейд.
Во время поездки в мае в Сан-Ильдефонсо они проезжали мимо нескольких индейских поселков; но Джейд никогда еще не видела ничего более уединенного, чем Небесный город. Ее взору предстали несколько соприкасающихся строений, каждое длиной примерно в тысячу футов и высотой в три этажа. Здания формировали три улицы. На некотором расстоянии от домов находился вызывающий почему-то неприятное ощущение католический храм.
Следующие полчаса Гейб показывал Джейд местный источник, общинную мельницу, на которой женщины племени размалывают зерна в муку, печи, в которых они готовят, семь тотемов, которым поклоняется весь род.
— Наше общество отличается от вашего, — говорил Гейб во время прогулки. — У нас женщина пользуется с мужчиной равными правами. Фактически им даже принадлежит все имущество. — Он указал на тихие дома, мимо которых они проходили. — Мы в каком-то смысле ближе к матриархату. Наследство передается по женской линии.
Осмотр завершался около церкви.
— Это миссия Сан-Эстебан Рей. Она была построена жителями Акомы в 1629 году.
Джейд рассматривала здание, возвышающееся на фоне заходящего солнца.
— Трудно поверить, что это было так давно.
Гейб ввел их внутрь и указал на каменные столбы, подпирающие крышу:
— Их длина сорок футов. Они были вырублены целиком в горах Себолетто в тридцати милях отсюда и доставлены мужчинами Акомы сюда. Остальные строительные материалы, включая тонны песка для цемента, поднимали наверх наши женщины. Работа была тяжелой для всех. После того как церковь была построена, священники испугались, что мужчины-акомцы сбегут и уведут с собой семьи. И солдатам был отдан приказ изуродовать мужчин.
— Что? Каким образом?
— Каждому мужчине отрезали одну ногу. Некоторые истекли кровью и умерли. — Голос Габриэля наполнился гневом. — Но священники добились своего. Оставшиеся в живых не смогли убежать.
Джейд передернуло. Ее всегда поражало, какими безжалостными могут быть люди по отношению к ближним.
— Это ужасно. Но прошло уже три столетия, а вас до сих пор переполняет чувство гнева.
— У моего народа другое понятие о времени, чем у вас, англосаксов. Для нас три столетия — всего лишь вчерашний день.
Еще через полчаса они сидели вокруг стола у Гейба, поедая жареную курицу, приготовленную Джейд на ранчо Сиело, и тонкие лепешки из маиса, которые Гейб испек на отполированных до блеска камнях очага.
— Ты, наверное, спрашиваешь себя, зачем мы приехали? — сказал Дункан, отставляя в сторону пустую тарелку.
— Я уверен, что в свое время ты сам об этом расскажешь.
— Время. В нем-то все и дело.
Дункан облокотился на стол и переводил взгляд с Гейба на Джейд.
— Именно из-за него мы и здесь.
Габриэль давно уже не видел людей, так влюбленных друг в друга. Они напомнили ему о собственной молодости, о его обожаемой Саре. Он прикрыл глаза, вызывая в памяти дорогое лицо. Ее дух был так близко, что, казалось, только протяни руку и…