— Для вас — возможно. Но я решил рассматривать это как наш шанс.
— Шанс?! Да вы часом не рехнулись?
— Вам виднее, но по мне, безумие, как и красота, в глазах смотрящего. — В голос мужчины прокрались весёлые нотки. — Возьмите себя, к примеру. Вы всю жизнь посвятили работе мозга, но сами пребываете в альтернативной реальности. Так сосредоточены на себе, настолько укоренились в собственном мирке, что не сумели понять, как изменились наши отношения после кончины моего отца.
— К чему вы клоните?
— Меня не заботит, что натворили наши семейства два поколения назад. Мне ни капли не интересно скрывать правду, будь то во имя Тисдейлов, «Дубовой Рощи» или нашего общего грязного секретика. При жизни старика я уважал его желания. Но он скончался, а сам я в незавидном положении, задолжав огромную сумму денег одним очень неприятным джентльменам.
— И каким боком это касается меня? — прошипел доктор Фарранти.
— Вы же заинтересованы в сохранении секретов. Если правда о моей тёте когда-нибудь выплывет наружу, то великое наследие Фарранти рассыплется, как карточный домик. Лечебницу закроют, все регалии отберут, а имя вашего деда вычеркнут из учебников истории. Подумайте, какое внимание привлечёт этот скандал. Вас подвергнут остракизму, даже могут посадить в тюрьму.
— Шантаж. — Несмотря на бархатистую плавность, тон доктора потряс Ри до глубины души.
— Какое грубое слово из уст столь уважаемого человека.
— Сколько?
— Полмиллиона. — Мужчина выдержал паузу. — Для начала.
— Это неподъёмная сумма.
— Только не для вас. Готов поклясться, вы сберегли каждый пенни своего наследства.
— Я хоть и не спустил своё состояние в карты, как это, видимо, сделали вы, но содержание больницы выливается в астрономическую сумму. Не говоря уже об исследованиях. Я не богач.
— Не сомневаюсь, вы сможете наскрести пол-лимона. В противном случае… — он предостерегающе замолк, – вы сами озвучили альтернативу. Реставрация «Дубовой рощи» с большой долей вероятности привлечёт внимание прессы. Парочку имён в правильное ушко, и можете навсегда распрощаться с репутацией.
Тишина.
— Вы блефуете. Даже после смерти отца вы не посмеете предать орден.
— Времена тайных обществ прошли, «Орден гроба и когтя» всё равно что кастрирован, — с издёвкой произнёс мужчина. — Его члены уже вряд ли сильные мира сего, как это было раньше. Так что у меня есть возможность попытать удачу.
— Значит вы больший дурак, чем я предполагал.
— А вы мегаломан[2] с пятой Ахиллеса. Николас, ваша величайшая сила одновременно и величайшая слабость такая же, как у вашего деда и отца. Если её имя будет предано огласке…
— Ваша тётя уже немолода. Не втягивайте её в эти жалкие интриги.
Мужчина рассмеялся.
— Я говорю не про Вайолет, а про её мать. Даже покоясь в сырой земле, Ильза Тисдейл имеет власть уничтожить вас… и вы это прекрасно понимаете.
Стоило незнакомцу произнести это имя, как на плечо Ри легла ледяная рука.
Ри в ужасе обернулась, не сомневаясь, что кто-то вошёл в приёмную, а она этого даже не заметила. Её поймали с поличным за подслушиванием личного разговора, и на ужасающую секунду её сердце остановилось.
Но за спиной никого не оказалось.
Её накрыла волна облегчения, несмотря на дрожь, вызванную порывом воздуха. Наверное, это включился кондиционер, а она стояла перед ним. Это объясняло, почему она вдруг покрылась мурашками.
Не обращая внимания на озноб, Ри приказала себе уйти, прежде чем её действительно поймают. Но она осталась стоять на месте, окаменев от ужаса, что из-за непроизвольного шума выдаст себя доктору Фарранти и его собеседнику. Услышанное ею было чистейшим шантажом — если только шантаж может быть чистым. Разговор потряс всё её существо, и она знала, что вернётся к нему позже, прокручивая в голове каждую отвратительную деталь.
«Но что я могу сделать? Какой бы уродливой ни сложилась ситуация, она не имеет ко мне ни малейшего отношения».
И всё-таки она не могла избавиться от дурного предчувствия. Она знала, что подслушанные угрозы и недомолвки навсегда изменили для неё образ Николаса Фарранти. Однако… сейчас не время зацикливаться на «павшем герое». Нужно выбираться отсюда.
Ри собралась уже уйти, но тут вспомнила про пакет на столе. Если доктор Фарранти его сегодня увидит, то поймёт, что в приёмной кто-то был. Пара слов с Труди Макинтайр, и в разговоре всплывёт имя Ри, и тогда академическое порицание и немедленное увольнение из больницы могут стать наименьшими из её бед.