Ещё до этого, когда окончательно стал ясен замысел союзников, Завойко расположил свои отряды в городе так, чтобы любой из них в несколько минут мог достичь места, где прорывается неприятель, и где необходимо подкрепление. Позже союзники будут оправдываться, что местность была им незнакома. Мы эти оправдания в расчёт не примем. Во-первых, не зная броду, не суйся в воду. А во-вторых - почти все, кто шёл в составе русских отрядов, тоже лезли на Николку впервые в жизни. Учения на ней не проводились, поскольку воевать на сопке никто не собирался; гора была и впрямь основательно заросшая шиповником, березняком и шеломайником, гулять туда тоже никто не ходил; другое дело, что шеломайник с шиповником для защитников города были не в диковинку - в отличие от англичан и французов. Описывая свои плутания по Никольской, англичане, оправдываясь, используют слово "chaparral", что означает очень густые заросли, и даже говорят о джунглях. Дескать, противника не было видно. Странно: можно подумать, русским их было видно лучше. Тем более что отряды защитников города поднимались снизу, фактически штурмуя гору, тогда как десантники уже были на вершине. И не только на вершине - группа, высаженная почти под перешеек, взобралась на разбитую батарею номер 3 и потянулась от перешейка наверх по всему юго-западному склону Никольской сопки. Упёршаяся в батарею номер 6 группа также взяла вправо, потому что слева было озеро. Моряки английских фрегатов первыми взобрались на сопку и топтались там, не зная, что делать дальше. Офицеры пытались их построить и организовать, но куда там! - шиповник, шеломайник... и русские пули, каждая третья - в цель. Лейтенант Палмер потом грустно вспоминал: "...нас щёлкали, как воробьёв..." Слаженно действовать малыми группами по 5-7 человек (в составе отделений), самостоятельно выбирая цель и удерживая указанное направление движения, морские пехотинцы не умели, не были обучены. Другое дело - колонна и цепь под знаменем, плюс горнисты и барабанщики в шотландских юбках-килтах, когда сам вид надвигающейся фаланги на психику давит, это куда привычней. А моряки... от моряка в бою на берегу вообще толку немного, если он, конечно, не русский моряк - кому это неизвестно? Вот и захлебнулась атака на самом верху Никольской сопки. Ну да, конечно - колючие кусты, заросли, спору нет... но "джунгли" - это, пардон, перебор.
Конечно, бойцы десанта пытались сделать хоть что-то. С горы вниз летели гранаты, сыпались пули. Лошади "тачанки" были застрелены, сама "тачанка" перевернулась, но раненый Карандашев всё же стрельнул ещё разок по врагу из её пушки. Морская пехота, паля вовсю, пыталась обойти справа злополучную шестую батарею, но для этого ей пришлось лезть по склону всё той же Никольской сопки. Навстречу неприятелю снизу вверх и траверсом бежали рассредоточившиеся на небольшие группы русские стрелковые отряды. Собрать и организовать все имеющиеся в распоряжении силы у Завойко времени не было, поэтому очередной отряд уходил в сопку по мере прибытия бойцов и офицеров. Получилось примерно 280-300 человек против 700. В некоторых русских источниках относительно десанта ещё называется число 95039, но это не соответствует истине. И всё равно - более чем двукратное преимущество неприятеля, находящегося притом на господствующей вершине.
С одной стороны, в кустах воевать удобно: сиди и отстреливай противника, который тебя не видит. С другой стороны - противник-то тоже в кустах. Опять же, саблей толком не взмахнёшь, ружьё за ветки цепляется, а сами ветки по лицу хлещут, и штык то и дело втыкается в землю, потому как карабкаться-то надо вверх... Но - Русский Дух.
К этому моменту Завойко отправил на Никольскую свой последний резерв, тридцать бойцов во главе с капитаном 1 ранга Арбузовым. А десантникам почему-то казалось, что русские повсюду, и что их, как минимум, вдвое больше... На батарее номер 6 к этому времени оставалось всего семь выстрелов - на четыре минуты боя.
...Капитан Королевской Морской пехоты Чарлз Алан Паркер погиб одним из первых на самом верху сопки. Пуля пробила голову снизу вверх; лейтенант Палмер не успел помочь своему другу. Паркера вообще очень уважали и любили на эскадре - удалой весельчак, добрая душа, сам умный и сильный, красавица-жена да четверо детишек. Но не суждено было бравому офицеру вернуться домой, в маленькую деревушку Госфорт на севере Англии, в свой добрый дом под названием Парк-Нук. И похоронят его не на тихом уютном дворе церкви Св. Марии, где, как считается, стоит самый высокий старинный крест Англии, а на далекой Камчатке, у подножия Никольской сопки, на самой вершине которой он был застрелен простым сибирским парнем Иваном Сунцовым, бывшим крестьянином из такой же маленькой деревушки где-нибудь под Иркутском. А может, Томском...
...Обливаясь потом и тяжело дыша, с расцарапанными лицами и стёртыми коленями, первые русские бойцы уже почти достигли вершины сопки. И грянула рукопашная. Грянула штыковая. "А известно всем, что русские молодецки ходят в штыки!" - напутствовал Завойко перед боем. И враг не выдержал натиска, попятился. И так основательно запутавшийся в непривычных условиях ведения боя, когда среди стеблей и ветвей кругом мелькают разноцветные мундиры и рубахи, крики на трёх языках со всех сторон, а пули летят невесть откуда, и летят точно, а тут ещё и штыки из кустов - неприятель, густо набившийся на вершине холма, спонтанно двинулся в единственном направлении, откуда его не разили. Это было направление к западному склону. К бухте, к кораблям. И это стало кульминацией.
Сказать, что офицеры не пытались навести порядок в мятущейся массе вооружённых людей, было бы откровенной ложью. Офицер вообще по складу характера не может жить и действовать, если вокруг хаос и неразбериха, а тут к тому же момент был экстремальный. Но увы, все усилия Барриджа, Палмера, де Ла Грандье, Макколма, Ховарда, д'Лакомба и других были тщетны. Тем более что они и сами не очень хорошо понимали, что именно произошло. Но, к их офицерской чести, они правильно сориентировались в уже создавшейся ситуации и начали руководить отступлением, пытаясь хоть как-то организовать отход к спасительным шлюпкам... Другое дело, что у них не получилось.
Западный склон Никольской не чета остальным. Он круто, градусов под семьдесят, обрывается осыпью прямо в бухту на узенький каменистый пляж. Он весь утыкан обломками скал и камнями; ни одна веточка не растёт на нём. Спускаться по нему даже в мирное время - занятие крайне рискованное и чреватое, как минимум, увечьями. Но именно туда устремилась большая часть англо-французского десанта - в синем, зелёном и красном. Их теснили русские, кололи штыками, рубили саблями, били кулаками и пинали сапогами, стреляли в упор и издали, уже чувствуя, что критический момент боя позади. Десантники целыми группами и поодиночке слезали, спрыгивали на склон и дальше сползали, летели, кувыркались, теряя оружие, жутко калечась и расшибаясь насмерть, вниз, по страшному склону, вмиг ставшему красно-коричневым от крови. Те, кому повезло больше, на пляже кое-как добирались до шлюпок и садились в них, разбирали вёсла, оглядывались на то место, откуда только что свалились, и леденели от ужаса. На склоне тут и там враскоряку замерли мёртвые тела, а по ним с криками ("God damn!" уже сменилось на "Damned!"40) катились и катились вниз всё новые бедняги, так жаждавшие фейерверка в Петропавловске под шотландский виски и французский коньяк... А наверху уже появились первые снайперы, которые начали методично выцеливать и изничтожать уцелевших после кровавого спуска - одного за другим.