30 августа эскадра, используя проснувшийся после обеда восточный ветерок, потянулась на вход в бухту. Первой шла "Virago", за ней под марселями и брамселями - "L'Obligado", "President", "Pique", "La Forte" и "L'Eurydice". Корабли шли в сторону Озерновской косы, поравнявшись с Сигнальным мысом на дальности пушечного выстрела, и далее вдоль Лаперузова перешейка. С батареи номер 3 дали первый выстрел, и сразу попали в "Virago"; эскадра ответила. Подключились батареи номер 1, 2 и 4, были отмечены попадания и в другие корабли, но эскадра повернула влево и вышла из зоны поражения, встав на якорь по диспозиции. Впоследствии в европейской печати появится и такая версия развития событий: мол, истрёпанная штормами, мирная эскадра союзников случайно заплыла в Авачинскую губу по причине нехватки воды, а эти коварные русские нещадно обстреляли её из всех калибров...
Обмен первыми выстрелами позволил сторонам разглядеть друг друга и прикинуть возможные варианты будущего сражения. Калибры союзников оказались (как и ожидалось) куда крупнее - 86-фунтовые, а бомбы весили явно больше двух пудов. Вреда защитникам города пока не было нанесено никакого, за исключением осколков скалы, поранивших некоторых батарейцев на Сигнальном мысу; тогда-то и растянули над ней старый парус. От корабля к кораблю изредка сновали шлюпки, в остальном рейд Авачинской губы выглядел вполне мирно. В городе также воцарилось спокойствие, обе стороны без излишней суматохи готовились к бою - для военных людей дело привычное. В кают-компаниях кораблей союзной эскадры вечер прошёл за разговорами о предстоящей победе, которую планировалось ознаменовать фейерверком, а на торжественный банкет непременно пригласить сдавшегося русского губернатора. Однако факт первого обстрела уже дал понять, что русские пока сдаваться не собираются. Ну что ж, бой так бой. Тем хуже для защитников города.
Дабы сохранить женщин, детей и стариков, Завойко организовал их эвакуацию за Сероглазку, в устье Авачи, подальше от ядер, пуль и пожаров - у него самого была многодетная семья, так что Юлия Завойко с другими женщинами и детьми наблюдали за ходом сражения издалека. Но некоторые всё же отказались уйти из города, вызвавшись готовить пищу для защитников, перевязывать раненых, таскать воду, а понадобится - и взять в руки оружие, встать к пушкам.
Ранним утром 31 августа, едва сыграли побудку на союзной эскадре, пароход снялся с якоря и, четырежды стрельнув бомбами в сторону батареи номер 4, пошёл на выход из Авачинской губы. Сначала было непонятно - зачем? Чуть позже стало ясно, что адмиралы просто опасаются неожиданного подхода русской эскадры. Запри она узкий выход в океан во время атаки города хотя бы одним-двумя кораблями - и расклад сил изменится моментально. Остаться в чужой бухте на зиму означало верную гибель эскадры. Но горизонт был чист: подозрительные паруса оказались просто фонтанами китов.
Зато подала голос пушка на Дальнем маяке. Состоялся обмен семью безуспешными выстрелами: маячная пушка стояла слишком высоко на скале, и ядра пролетали над мачтами "Virago". Английские канониры также не продемонстрировали особого мастерства. Пароход вернулся в бухту, ибо ему ещё предстояло потрудиться.
Дело в том, что в августе Авачинская губа частенько балует по утрам полным безветрием. Без помощи парохода громоздким фрегатам свои боевые позиции не занять никак; опять же - Раковая мель под боком, а может, и не она одна. С учётом приливно-отливных течений, пусть и слабых, предприятие могло закончиться весьма бесславно. Поэтому прямо с рассветом три шлюпки отправились на промер глубин к северной стороне Раковой отмели и Красному Яру. Несколько русских ядер, посланных в них, шлёпнулись в воду с большим недолётом, но зато теперь у Завойко с Изыльметьевым были веские причины предполагать, что атака начнётся именно с этой стороны, если только всё это не делается для отвода глаз. Всем уже было известно, что уж в чём противник преуспел, так это в военных хитростях - видимо, памятуя заслуженный успех "Авроры" в Кальяо и желая его превзойти.
От фрегата "President" отвалил вельбот с адмиральским флажком и пошёл к французскому флагману - по какой-то причине главнокомандующий предпочитал все военные советы проводить на борту "La Forte". Думается, объяснение здесь очень простое: колючая и прохладная атмосфера британской кают-компании, годами формировавшаяся заносчивыми и высокомерными офицерами, не позволяла Прайсу - благовоспитанному джентльмену, взращённому на духе эпохи наполеоновских войн - пригласить в гости столь же благовоспитанного Де Пуанта. Французы же в целом относились к британцам не столь агрессивно, а лично Прайса просто уважали, поскольку было за что. Вскоре вельбот вернулся, и английский адмирал поднялся к себе на борт. Затем начались окончательные приготовления к бою, во время которых "Pique" произвёл по Петропавловску несколько пушечных выстрелов - как написано в вахтенном журнале корабля, "для уточнения дальности обстрела ядрами и бомбами". Одно ядро упало в городе, бомба разорвалась почти над самой батареей номер 1.
Пароход, который всё это время не гасил пары, деловито снялся с якоря, встал лагом26 к фрегату "President" и вместе с ним начал было движение к "Pique" с тем, чтобы взять на буксир и его. Тот уже начал съёмку с якоря. На остальных кораблях открывались пушечные порты, выдвигались орудия, убирались лишние снасти и паруса, которые могут помешать в бою, готовились шлюпки; на верхних палубах строились группы вооружённых людей... как вдруг всё неожиданно прекратилось, словно по сигналу невидимого дирижёра. Пароход отвалил от фрегата, а между кораблями вновь заметался вельбот. На берегу недоумевали - но откуда же было знать защитникам Петропавловска, что только что на английском флагманском фрегате грудь главнокомандующего пробила пуля, выпущенная из его собственного пистолета.
В это время на глади Авачинской губы показался небольшой плашкоут под парусами; на буксире он тащил шестивёсельный ял. Это была "Авача", она везла из Тарьинской губы в Петропавловск четыре тысячи свежеизготовленных кирпичей - с кирпичного заводика, о коем упоминалось ранее. На плашкоуте находились квартирмейстер Усов, его жена с двумя малолетними детьми и шестеро матросов. Они отправились в Тарью два дня назад и о приходе неприятеля не знали; вышедши же на простор бухты, они издали приняли шесть союзных кораблей за эскадру Путятина, а пушечные выстрелы - за салют. Распознав-таки врага, на плашкоуте принялись отчаянно грести прочь, но ветра почти не было, а с эскадры уже спускали шлюпки. Сцена погони и взятия плашкоута в плен напоминала королевскую охоту за зайцем - три вельбота27 и семь шлюпок со стрелками окружили несчастный плашкоут, он был взят на буксир и под выстроившимся со всех сторон импровизированным конвоем торжественно приведён под борт фрегата "Pique", чей капитан Николсон принял командование английскими кораблями после гибели Прайса и уже собирался перейти на "President". Пленников подняли на палубу, плашкоут привязали к борту. Кирпичи, естественно, тут же утопили.
Всю ночь на вражеской эскадре с непонятными целями жгли фальшфейеры и пускали сигнальные ракеты. Шлюпки порхали от корабля к кораблю, с рейда до берега доносились звуки команд, визг пил и стук молотков. На "Virago" чинили пробитую корму, вся эскадра готовилась к завтрашнему дню. На берегу было тихо, хотя вряд ли кто спал спокойно.
Первый осенний день 1854 года начался точно так же, как и предыдущий августовский. Точно так же на бухте лежал полный штиль, и вулканы нежились на выглянувшем солнце.
Считается, что в этот день союзники действовали по плану, детально разработанному контр-адмиралом Прайсом. Наверняка так оно и есть. План был грамотный, учитывал много деталей, а главным его достоинством было то, что он был гибок и допускал внесение изменений, диктуемых ходом событий, что называется, "по ходу пьесы".
27
Вообще-то вельбот имеет острую корму, и таких шлюпок на английской эскадре не было. Но поскольку слова "пиннас" (англ. pinnace) и "каттер" (англ. cutter) для нас не очень привычны, здесь мы будем часто говорить "вельбот", хоть это слово и происходит от понятия "лодка китобоев". В современном русском языке оно обычно означает "большая шлюпка".