Выбрать главу

Норман усмехнулся, и этот смешок, как фальшивая мелодия, резанул Викторию по сердцу. Ей хотелось воскликнуть: «Это нечестно!» Что она такого сделала? Он желал ее любви, и она сама впервые в жизни испытала любовь.

— Ну, не строй из себя постороннего, — непринужденно сказал Пит.

Норман проворчал что-то неясное.

Она видела Нормана по телевизору, когда в программе новостей его спрашивали о подробностях пребывания в доме Виктории Генри. Он либо уклонялся от большинства вопросов, либо отвечал очень кратко, намекая на то, что это входило в план поимки Джеймса Уолтона.

Потребовалось всего две недели, чтобы случившееся стало достоянием прессы, которая вскоре уже осаждала дом Виктории. Где сейчас муж? Был ли агент Казначейства ее настоящим супругом? Почему она согласилась оставить его у себя? Чем это было для нее — только ли сюжетом для нового романа? Все вопросы походили на вопросы Нормана: почему? Они заставляли Викторию изворачиваться и лгать, как можно глубже пряча свою любовь.

Вспомнив небрежно брошенное замечание Пита, репортеры даже выследили Джека Форстера. Тот, как обычно, оставался, невозмутим и, ссылаясь на врачебную этику, отвечал скупо. Когда его спросили, кто был пациентом, Виктория или Норман, Джек лишь молча улыбнулся.

Но самое трудное ожидало впереди. Один из журналистов зашел в своем расследовании слишком далеко и обнаружил, что Виктория никогда не была замужем, и писателя Нормана Генри не существовало.

Викторию завалили просьбами об интервью в печати и на телевидении. Но она соглашалась только на самые необходимые и даже отменила презентацию своей книги в Александрии. Времени прошло уже немало, а ее боль не утихла. Губы Виктории дрожали, когда они с Питом говорили о Нормане, а когда она просыпалась, ее глаза были полны слез.

Наблюдая за тем, как весело резвится Макс, взметая хлопья выпавшего ночью снега, Виктория снова удивлялась тому, что не может похоронить свои мечты так же, как некогда утерявшую блеск волшебную палочку. Почему и сегодня, после двух месяцев разлуки ее чувства живы, почему тело по-прежнему жаждет его прикосновений.

Виктория пыталась взяться за новый роман, часами подбирая сюжеты. Но то, что получалось, мало походило на шпионский триллер. Это была история Виктории Генри, влюбившейся в первый раз в жизни. Рассказ о трех днях в раю и о том, что за ними последовало. Повесть о женщине, которая вдруг узнала, что ее жизнь была не более реальной, чем вымышленные, ею рассказы.

Виктория плакала, читая эти страницы, но она понимала, что они не должны собирать пыль в ящиках стола. С ее историей должны познакомиться все женщины и мужчины, чтобы понять: смысл жизни — это любовь.

Виктория позвонила своему агенту и рассказала о книге, назвав ее «Белая ложь». Когда она описывала сюжет, голос задрожал, но агент этого не заметил и предложил, раз уж история с Норманом Генри закончена, подписать роман только своим именем. Она упаковала непослушными пальцами уже готовые главы и отправила их агенту.

Тот вернул рукопись поразительно быстро, предложив прислать остальные главы, как только они будут готовы. Поскольку в настоящее время она в центре внимания, лучше выпустить книгу как можно скорее.

Виктория сразу же принялась за самое трудное из того, что ей предстояло написать, — о том, что она испытала за те незабываемые три дня. Виктория включила телефонный автоответчик и отказалась от всех предложений.

Прошлым вечером Пит упрекнул Викторию, что она снова скрылась от мира. Та призналась, что работает.

— Ты не работаешь, Вики, ты истязаешь себя, — только покачал, головой Пит. — Между прочим, в твоей книге нет счастливого конца.

— Зато это правда, — ответила Виктория.

— Только потому, что ты не позвала Нормана?

— Я не могла. Это не тот Норман, которого я знала.

— Ты уверена в этом?

— Да, уверена, абсолютно уверена.

Позже пришел Джек и попытался убедить Пита, что все будет хорошо. Свою желтую сумку он оставил дома, но его теплая улыбка согревала Викторию.

— Вики, расскажи мне о своей книге, — попросил он, но вместо этого она дала посмотреть ему главы, которые уже были отосланы агенту. Джек внимательно прочитал текст, кое-где улыбнувшись и пару раз нахмурившись, и задумчиво вернул его Виктории.

— Что, плохо? — спросила она.

— Совсем нет. Даже очень хорошо. Это лучшее из того, что ты написала, Вики.

— Тогда что не так? — поинтересовалась она, подозревая: сейчас последуют слова, подсказанные Питом.

— Нужно посвящение, — удивил ее Джек.

— И это все?

— Для подобной книги оно необходимо. Виктория долго смотрела перед собой и, наконец, вздохнув, начала печатать текст посвящения. Только что она могла сказать в нем?

Норман не видел этот дом уже два месяца. Оказывается, он построен из красного кирпича и белого дерева.

Все это время было заполнено работой, заботой о детях Майкла и попытками забыть Викторию Генри. Но вместо бумаг, погонь и расследований, он думал только о карих глаза, наполненных слезами. Слышал ее нежный голос, шепчущий ему, что все будет хорошо, что она помнит о нем.

Последние слова Виктории глубоко ранили его: «Я говорила тебе, но ты не захотел слушать. До тех пор, пока ты действительно не захочешь узнать, что руководило мной, у нас не получится настоящего разговора».

Эти слова бесконечной лентой вились в его сознании. И всякий раз, когда он ломал голову над их смыслом, лента начинала вращаться, будто издеваясь над ним.

В глубине души Норман знал, что кроется за этой фразой — три дня безумных фантазий, превратившихся в прекрасную действительность. И тогда он решил изгнать их из сердца, позволив времени залечить кровоточащую рану так же, как воспоминания о Майкле и Мэри.

Да, Норман попытался бы обмануть себя, если бы не позвонил Пит.

Тот, как обычно, начал с шуток, но постепенно его голос стал серьезным.

— Виктория написала еще одну вещь. Весь этот тарарам на тему, кто такой Норман, позволил, наконец, издать ей книгу под своим именем.

— Отлично, — тупо отозвался Норман, раздражаясь из-за того, что все закончилось для Виктории не так уж плохо.

— Да, но, у ее истории не очень хороший конец. Норман не знал, что сказать. Похоже, Пит пытался ему на что-то намекнуть, но на что именно?

Пауза длилась достаточно долго, и Пит тяжело вздохнул. Ему стало ясно, что Норман не собирается отвечать.

— Виктория рассказала мне о вашем последнем разговоре в то утро и о том, что заставило ее так поступить.

Услышав последние слова, Норман вздрогнул.

— Ты, верно, понял ее?

— У меня есть основания так думать, — сдержанно ответил Норман.

— Ну, хорошо, звони мне, всегда буду рад с тобой поболтать. Но… на твоем месте я бы приехал к нам, сел у камина и поговорил обо всем, по-настоящему поговорил.

— Я подумаю об этом, Пит.

— Ты сделаешь это, Норман, и, если когда-нибудь скажешь ей, что я звонил, я стукну тебя по твоей глупой башке так, что ты вспомнишь будущее лето.

Норман усмехнулся, но, повесив трубку, ни о чем другом уже думать, не мог. Хватит ли у него мужества сесть рядом с Викторией и спросить, верны ли его догадки о том, почему она так поступила в те дни? Хватит ли у него сил?

Норман позвонил в Казначейство и сказал, что уезжает на пару дней, а затем сел в машину и проделал двести миль. И теперь, не выходя из машины, он смотрел на ее дом, на небо, на нетронутый снег на дорожке и деревьях, но не хотел видеть свои дрожащие руки и бледное лицо, отражавшееся в зеркале заднего вида.

Выругавшись от души, он с размаху открыл дверцу машины, вышел и с силой захлопнул ее за собой.

Виктория стояла под душем в надежде снять напряжение после работы над главами «Белой лжи». Смогла ли она написать так, что, прочитав книгу, Норман позвонит ей? Поймет ли он отчаянную мольбу вернуться, все то, что она вложила в эти строки?

Но душ не принес желанного облегчения, ее слезы были так же горячи, как и стекающие по телу струи.

Виктория выключила воду, быстро вытерлась и, натянув халат, спустилась вниз. Сейчас ей больше всего хотелось горячего кофе, щедро разбавленного бренди. Она улыбнулась. Пит, по-видимому, уже пришел и, ожидая, когда она выйдет из ванной, сварил его. В холодном воздухе витал чудесный аромат. Бросив взгляд в гостиную, Виктория поняла, что Пит в отличном расположении духа. В камине весело потрескивал огонь, а рядом на полу были разбросаны подушки.