Виктория прошла на кухню, но и там никого не было.
— Пит! — крикнула она, удивившись, что дверь в кабинет закрыта, и осторожно отворила ее, опасаясь застать брата таким же рассерженным, как и накануне.
Его имя замерло у нее на губах, когда она поняла, кто сидел за машинкой и быстро печатал. Ее сердце болезненно сжалось, прежде чем бешено забиться. Виктории показалось, что она вот-вот задохнется. На мгновение ей захотелось зажмурить глаза, а потом снова открыть, чтобы убедиться, не сон ли это.
Мужчина не поворачивался, и Виктория, наконец, позвала его:
— Норман?
Его пальцы застыли, казалось, как и все в нем. Некоторое время он оставался неподвижным, затем медленно, очень медленно поднял голову и встретил ее взгляд.
Огонь его глаз опалил Викторию и зажег ответное пламя, которое ему так и не удалось потушить холодными словами и ледяным взором.
— Виктория. — Он произнес ее имя так, словно не мог поверить, что она рядом.
— Как ты здесь оказался? — пробормотала она, цепляясь за ручку двери, чтобы удержаться на ногах и не в силах вымолвить того, что хотела.
Слабая, почти неуловимая улыбка пробежала по губам Нормана, когда он поднялся со стула. Виктория испугалась: если он подойдет и прикоснется к ней, она упадет на колени, и будет умолять его остаться.
— Я тебе как-то говорил, что не существует таких замков, которые могли бы удержать меня… или помешать вернуться.
Виктория попыталась подавить внезапную надежду, которая охватила ее, точно штормовой ветер. Она хорошо знала, что за надеждой по пятам следует отчаяние. Виктория не смогла отвести взгляд, хотя понимала, что он может увидеть в нем слишком много. Что ж, пусть.
— Я думал о том, что ты сказала, — проговорил он и снова умолк.
Виктория заметила, что его руки дрожат, а лицо бледное, наверное, как и у нее. Мысль о том, что он взволнован, не успокоила, а только обострила ее тревогу.
— Я очень много думал об этом, — повторил Норман. — И смог найти только одну причину, объясняющую, почему ты сделала… почему ты сказала, что любишь меня, почему согласилась на близость со мной. Только одну причину.
Виктория заморгала в страхе оттого, что может услышать.
— Ты имела в виду именно то, что сказала, — резко прохрипел он и отвел глаза. — Все просто. Ты действительно любила и хотела меня. — По лицу Нормана пробежала дрожь, и он с облегчением вздохнул.
— Это все, Виктория. Все, что я хотел тебе сказать. Я не мог бы жить… в согласии с собой… если бы не признался себе, что понял, — ты объяснилась мне в любви.
Слезы, застилавшие глаза Виктории, теперь горячими ручьями потекли по застывшему лицу.
— И если я не прав, Виктория… если причина не в этом… не в том, что… ты любила меня тогда… сказала, что любишь. — Норман топтался на месте, повернувшись к ней спиной. Костяшки его пальцев побелели, а руки судорожно сжимались и разжимались. Он запрокинул голову и устремил взгляд в потолок. — Тогда я не хочу слышать об этом. Я… не хочу ничего знать. Я собирался напечатать это и уйти. Но раз ты вошла…
Виктория была не в силах говорить. Она желала только одного — чтобы он подошел к ней, обнял и объяснил, почему не хочет знать.
— У меня было много времени для размышлений, — резко сказал он. — Когда эти три дня воскресли в моей памяти, я мечтал об одном, чтобы они… никогда не кончались, длились вечно… Я хотел… остаться, но так боялся, что это ничего для тебя не значит, что… даже не знаю… потеряю ли тебя теперь.
Виктория больше не могла слышать боль, звучавшую в его словах, не могла видеть вздрагивающий подбородок, слезы на гладко выбритом лице.
— Норман… — дрожа, прошептала она.
— Когда я встретил тебя в тот день в полицейском участке, ты посмотрела на меня так, словно я был… кем-то другим, кого ты даже не знаешь. Я подумал, что умру.
— И я тоже, — прошептала Виктория. Пусть он повернется и увидит: он не ошибся, она любила его не только те три дня, но и теперь.
— Иногда, — молвил он, и по голосу можно было догадаться, как изранена его душа, — судьба дает человеку второй шанс… второй шанс, чтобы полюбить. И еще один шанс, чтобы стать тем, кем хочешь.
— И этот человек был бы просто глупцом, если бы не использовал его, — сказала Виктория и взяла Нормана за руку. Он вздрогнул от прикосновения.
— Ты действительно так думаешь, Виктория? Ты имеешь в виду именно это?
— Да, — выдохнула она.
Он повернулся и посмотрел на Викторию. Его глаза были полны желания, а сердце — совершенно беззащитно. Его протянутые руки дрожали, но уже не от страха и отчаяния, а от любви и надежды.
Он медленно и очень нежно заключил Викторию в объятия, прикоснувшись губами к ее виску. Ее руки обвили его за талию, притянув как можно ближе. Их губы встретились, и поток сдерживаемого прежде страстного желания властно захватил обоих.
Перемежая слова любви оправданиями, Норман сорвал с них обоих одежду. Так и стояли они, ничем не скованные и открытые друг другу.
— Я люблю тебя, Виктория Генри, — сказал он, закрывая глаза и прижимая ее теснее к своему телу.
Он все тот же, подумала Виктория.
Запах его нового одеколона смешивался с ее собственным запахом, создавая неповторимый аромат. Каждой своей частичкой это был ее Норман. Вскоре между ними не осталось ни вопросов, ни ответов, ни сомнений, ни обещаний. Виктория поняла, что рядом с Норманом, с его любовью сбудутся все ее желания и мечты, и эта любовь станет прекраснейшей реальностью.
— Расскажи мне о своей книге, — позднее попросил Норман. Он нежно держал Викторию в объятиях и играл ее волосами, взлохмачивая, а потом приглаживая их, укладывая прядь за прядью вдоль щеки и шеи.
— Она о тебе, — ответила Виктория блаженным и сонным голосом.
— Ты дашь мне ее почитать? Виктория замотала головой.
— Не сейчас. Сейчас мне слишком хорошо. Но я покажу тебе вот это…
Виктория не проронила ни слова, пока Норман читал страницу. Когда он закончил, то сжал кулаки и вздохнул.
— Пожалуйста, Виктория, прочитай вслух.
Ей вовсе не нужно было видеть эти слова. Они жили в ее душе.
— Посвящается Норману Генри, который навсегда останется любящим мужем, пусть только в моем сердце. Это он открыл мне истину. Где бы ты ни был, Норман, знай, что я люблю тебя, и буду любить всегда.
— Посмотри на меня, Виктория, — попросил Норман.
Она повернула голову, но не смогла разглядеть его сквозь туман слез. Он смахнул их своей ладонью.
— Я люблю тебя, — сказал он, — с первого романа Генри. Когда я был ранен, ты спасла мне жизнь и рассудок, отдав всю себя. Не думай, что я не знаю, как много это значит.
Его руки скользнули к ее плечам.
— Ты назвала меня «любящим мужем». Не хочешь ли узнать, что такое брак с настоящим Норманом Генри?
Виктория поднесла руки к его щекам и почувствовала, что они влажны от слез. Притянув голову Нормана, она подарила ему долгий поцелуй.
— Да, Норман, — прошептала она. — О, да. Ты же знаешь, я не могу без тебя жить.
Он радостно усмехнулся и прижал ее к себе, покачивая из стороны в сторону.
— Над чем ты смеешься? — спросила Виктория, тоже улыбаясь. Время страданий кончилось. Настала пора жить и наслаждаться его объятиями.
— Кажется, я обещал тебе медовый месяц.
— Действительно, — согласилась Виктория, чувствуя, что ее сердце вот-вот разорвется от блаженства.
— И, кажется, говорил, что он продлится годы. Она легонько шлепнула его.
— Ты забыл, как сказал, что это случится скоро?
— О да, теперь вспомнил.
Своим поцелуем и таким знакомым прикосновением рук он дал понять, что многое помнит и под сенью этих воспоминаний они проведут долгую и счастливую жизнь.