– Когда-нибудь ты обморозишься. – Он поднес ее руки к губам и начал осторожно согревать их своим дыханием.
Господи, да что с ней творится?! Желудок стиснуло, словно клещами, голова кружится, как с похмелья. Он был целиком занят благородным делом и, слава Богу, не замечал, что с ней творится. Поэтому Хлоя гордо вздернула подбородок, притворяясь спокойной и невозмутимой.
– Считаю до трех. Томас, я…
– Не волнуйся, уйду, – прервал он Хлою холодным тоном, никак не согласующимся с его горящими глазами. – Как только объяснишь, почему известие о том, что я твой кредитор, заставило тебя так разгневаться? – И, словно только сейчас поняв, что все еще сжимает ее руки, почти оттолкнул ее от себя.
С языка Хлои уже готова была слететь колкость, но при виде напряженного лица Томаса она неожиданно поняла, что едва не совершила непоправимую ошибку. Ярость мгновенно, как по волшебству, улетучилась.
– Дело не в тебе, – тихо ответила она. – Томас, прости меня. Я настоящая эгоистка. Известно же, что чрезмерная гордость к добру не приводит. Клянусь, ты тут ни при чем.
– А мне так не показалось, особенно когда ты вылетела из кабинета, стоило попросить рассказать подробнее о твоем бизнес-плане. Обыкновенный, вполне законный интерес банкира, без всякой подоплеки, а ты, я считаю, не из тех, кто стесняется говорить о своем деле.
– Я вовсе не вылетела… то есть не совсем…
Темная бровь насмешливо приподнялась.
– Дверь с такой силой ударилась о стену, что Огастина на кухне с грохотом уронила поднос.
– Ладно, ладно, ты прав.
Отвернувшись, Хлоя уставилась в пространство, мельком отметив, что Гарольдина мирно спит на диване. Кажется, все в порядке. Шоколадный торт с вишней, который она испекла вчера, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, красуется на кухонном столе. Калькулятор, одолженный Конрадом в надежде, что Хлоя наконец займется бухгалтерией и проверит счета, почему-то оказался на стуле.
– Пойми, Томас, ужасно трудно признаться, что нуждаешься в помощи.
– Особенно в моей.
Хлоя, потупив голову, все-таки решилась задать вопрос, тревоживший ее последние несколько часов.
– Почему ты раньше не сказал мне?.. Не мог набраться мужества? Неужели в твоем сердце…
– У меня нет сердца.
Хлоя не нашлась, что ответить, и ее собственное сердце мучительно сжалось при мысли о том, через какие испытания должен пройти человек, чтобы сказать такое.
– Зато есть мозги.
– Я уже говорил, бизнес – моя работа, – чуть сощурившись, буркнул он.
– Ты не знал, кому даешь заем?
– Знал. Я видел твое имя на ходатайстве.
– И почему же не сказал мне, что ты мой кредитор?
Томас взволнованно заходил по комнате.
– Послушай, что тут такого? Я постоянно так делаю.
– Даешь кредиты? Или выставляешь людей дураками? – осведомилась она, смело выдерживая его разъяренный взгляд. – Именно так ты и поступил, Томас: выставил меня идиоткой.
На щеках Томаса заходили желваки, но он сдержался и промолчал. Хлоя заметила, какая внутренняя борьба происходит в нем, но никак не могла понять, в чем ее причина, с чем он так яростно сражается. Она сознавала лишь, что не может выносить его страданий. Повинуясь внезапному порыву, Хлоя подошла и осторожно положила руку ему на грудь.
– Полагаю, ты не хотел причинить мне боль…
Томас словно оцепенел.
– Весьма смелое предположение.
– Разве я не права? – Он принялся внимательно рассматривать узкую ладошку, лежавшую на его груди. – Не права, Томас? Значит, ты старался ранить меня побольнее?
Томас даже не шевельнулся, только прикрыл глаза.
– Что ты со мной делаешь, Хлоя? Неужели ты не понимаешь, что разрываешь мне душу.
Хлоя осторожно погладила его по груди и удовлетворенно заметила:
– Что ж, по крайней мере ты хоть что-то чувствуешь.
Из груди Томаса вырвался то ли стон, то ли смешок.
– Да, – согласился он, – таких чувств я уже давно не испытывал.
Кажется… кажется, ему это нравится! Хлоя задохнулась от неожиданного открытия. В висках застучала кровь. Взаимные обиды, неприязнь, злоба куда-то исчезли, вытесненные невероятным напряжением и предчувствием того, что сейчас произойдет.
Тихо выругавшись, Томас схватил Хлою за плечо. На мгновение девушке показалось, что он собирается ее оттолкнуть. Но Томас вдруг прижал Хлою к стене и теплыми, чуть шершавыми пальцами приподнял ее подбородок.
– Мне не нравится это, Худышка. Совсем не нравится, – прошептал он.
Захваченная в плен, Хлоя ощущала себя беззащитной, беспомощной. Желание сжигало ее с такой силой, что она едва сдерживала крик.
– Боюсь, тут уж ничего не поделаешь.
– Хлоя, – прошептал он, – ты не представляешь, чем рискуешь.
Но она всем телом прильнула к нему, и Томас обо всем забыл.
Такие мягкие, такие нежные губы… никакой помады, только живая плоть. Между ними нет ни одной преграды… Только бездонная пропасть… Он коснулся языком уголка ее рта, и она приоткрыла губы. Ни колебания, ни сопротивления.
Томас уже не владел собой. Жаркая волна окатила его исступленным желанием, и безумная потребность обладания этой женщиной заставила забыть обо всем остальном. Он ожидал, что она начнет вырываться, разозлится на него, но этого не произошло. Хлоя оказалась права – тут уж ничего не поделаешь. Каким-то непостижимым образом она проникла ему в сердце, а такого он никак не ожидал. Не верил, что это вообще возможно.
Сладостно-свежий вкус ее губ сводил Томаса с ума. Н его пути встречалось много женщин, но ничего подобного он еще не испытывал. Этот поцелуй окончательно лишил его самообладания и обнажил душу: месть, корысть – разве это главное в его жизни?
Хлоя, тихо застонав, выгнулась, и Томас с ужасом осознал, что хочет навсегда забыть о мрачных тайнах, о том, что не имеет права никому доверять, о своих обидах… Сейчас он желал лишь целовать ее.
Томас нежно прикусил ее нижнюю губу, и Хлоя приподняла голову, словно требуя новых ласк. Он снова припал к ее рту и с необъяснимым восторгом ощутил ответную дрожь. И тогда рванул Хлою к себе, сжал так, что острые твердые соски уперлись ему в грудь. Он просунул ладонь между спиной Хлои и стеной и притиснул ее упругие бедра к своим. Она, закрыв глаза, все теснее прижималась к его затвердевшей плоти, но Томас еще не верил, что они могли зайти так далеко. И всего лишь после одного поцелуя! Он прильнул губами к ее шее, отодвинул ворот жакета…
Резкая трель телефонного звонка отрезвила их. Хлоя испуганно забилась в его объятиях, и Томас, выругавшись, медленно отступил. Она поспешно схватила трубку.
– Привет, па, – поправляя жакет и смущенно одергивая юбку, сказала Хлоя.
Ее широко раскрытые глаза не отрывались от Томаса. Никогда прежде женщины не смотрели на него так… доверчиво и невинно. Неловко поежившись, он отвернулся, но не мог не слышать того, что она говорит.
– Да, я знаю, что он приехал навсегда, – пробормотала она срывающимся голосом, и Томас резко обернулся. Хлоя отвела глаза, и он понял: они говорили о нем. – Этого я не сделаю. Он мой друг.
Она вздохнула, наклонившись, погладила Гарольдину и терпеливо выслушала привычную тираду насчет недопустимости ее поведения. Отец уже в который раз повторил, что давно пора найти приличную квартиру, нанять еще одну повариху, чтобы не трудиться, в кафе с утра до вечера, а еще лучше – подыскать приличную работу, как у сестры… Словом, перестать быть собой, с тоской думала Хлоя, и превратиться в самодостаточную женщину, какой ее и хотели видеть родители…
Сморгнув навернувшиеся на глаза слезы, Хлоя выпрямилась и, чтобы не дослушивать проповедь до конца, торопливо сказала:
– Мне жаль, что ты так считаешь, но волноваться не из-за чего. Никто не причинит мне зла. – Встретившись глазами с Томасом, Хлоя перевела дыхание. – Мне нужно идти, па. Пожалуйста, не тревожься.
Она повесила трубку, и Томас смог наконец перевести дыхание.
– Насколько я понимаю, тебя предупредили насчет страшного серого волка.