Сын, довольно известный хирург в Сакраменто, вспоминал о матери, только когда в нем просыпалось нечто вроде совести. Жлоб проклятый! И Мелли приходилось надолго растягивать полученные от него жалкие гроши.
– Ах, Огастина, – начала Хлоя, отбирая продукты. – Жаль, что…
– С ней все будет хорошо. Я волнуюсь за тебя.
– Не стоит. – Обыкновенный яблочный пирог. Именно это сейчас ей требуется. – Со мной тоже все будет в порядке.
Только бы заставить Томаса довериться ей!
– Солнышко, твой отец здесь. Хочет с тобой поговорить.
– О дьявол! – Хлоя с ужасом взглянула на Огастину и со скорбным вздохом швырнула все, что держала в руках, на большую деревянную колоду. Сначала раскатать тесто, решила она. – Мне что-то не хочется сейчас общаться с ним.
– Никогда не слышала, чтобы ты так говорила об отце, – укоризненно пожурила Хлою Огастина. – Что с тобой стряслось?!
Что стряслось? Ничего особенного. Просто нет денег заплатить за квартиру, откуда ее вот-вот выкинут. "Домашняя выпечка" заложена-перезаложена и почти не приносит дохода. Сумеет ли она вытянуть кафе из пропасти? А город, прежде такой любимый, теперь вовсе не кажется столь уж уютным и милым.
Но не материальные затруднения терзали Хлою. И не охлаждение чувств к родному Хизер Глен. Совсем не это, а высокий темноволосый мужчина с трагическими глазами и навеки раненным многострадальным сердцем. Тот, кто, несмотря ни на что, все-таки оставался умным, страстным, заботливым, необыкновенным человеком – человеком, с которым она хотела бы навеки связать жизнь.
Хлоя печально посмотрела на старую подругу.
– Ты все равно не поверишь.
Огастина, упершись кулаками в тощие бедра, презрительно фыркнула.
– Зато сразу скажу, что мне это вряд ли понравится. Но все равно, попробуй растолковать.
– Я люблю человека, который даже не понимает подлинного смысла этого слова, – жалобно шмыгнув носом, выпалила Хлоя. – Все остальное – бизнес, долги, общественное мнение – не имеет значения. Только он.
– Хлоя, крошка, ты разбила– себе сердце, – запричитала официантка. Умудренная жизнью сварливая старуха, мгновенно смягчившись, обняла Хлою с неожиданной силой.
– Не разбила, Огастина, пока еще нет. Разве что небольшая трещина…
– Мне так жаль! Клянусь, я сдеру шкуру с Конрада. Что нашло на этого мальчишку?!
– Нет, – невольно засмеялась Хлоя. – Погоди минуту! Это вовсе не Конрад.
– Что значит "не Конрад"? – взвилась Огастина. – Тогда кто же, спрашивается?.. О нет! – Мозолистые руки впились в плечи девушки. – Хлоя! Скажи, что это неправда!
– О чем вы? – заинтересовалась Дана, подходя ближе. – Признавайтесь – о парнях? Да что это с вами?
Она нетерпеливо помахала рукой перед их лицами, но ни Хлоя, ни Огастина не обратили на нее внимания.
– Хлоя, – повторила Огастина, – скажи, что это неправда.
Хлоя поежилась под пронизывающим взглядом женщины, которая любила ее больше, чем собственная мать.
– Это зависит от того, о ком ты хочешь услышать.
– Ты прекрасно все понимаешь! – Огастина вздохнула и встревоженно покачала головой. – Все ясно. Меня не проведешь. У тебя просто на лице написано, что ты влюбилась в этого паршивца Томаса Магуайра.
Лана громко охнула, а Хлоя притворно закатила глаза.
– Неужели это так страшно?
– Не слишком, – призналась Огастина. – Парень – настоящий красавчик, уж это точно.
– Верно, – согласилась Лана. – Вчера Салли была в банке, когда он вошел, а потом все твердила, что у нее колени подогнулись, когда Магуайр улыбнулся ей.
Он улыбался Салли Робинсон? Куда девались тоска и жалость к себе! Хлоя раздраженно поморщилась. Ладно, тогда она будет держать у себя «ягуар» сколько захочет! Улыбался?! Да это все равно, что флиртовать, а с ней он никогда не флиртовал!
– Конечно, Томас потрясающе хорош, ничего не скажешь, – заключила Огастина, – но от него одни беды и неприятности!
– Возможно, – согласилась Лана, – но неприятности никогда еще так прекрасно не выглядели.
– Ради Бога! – взорвалась Хлоя. – Какие беды? С ним, конечно, нелегко, но Томас и мухи не обидит.
Приятельницы обменялись недоверчивыми взглядами – очевидно, Хлое не удалось их убедить, и крохотный росток сомнения тут же пустил корни.
– Может, вы знаете что-то, неизвестное мне?
– Мама говорит, что он опасен.
– Лана, – засмеялась Хлоя, – твоя мамаша от всех мужчин шарахается.
– Солнышко, я, конечно, доверяю твоему мнению, – вмешалась Огастина, – но, возможно, мать Ланы на этот раз права. Все так считают. А вдруг этот человек…
– Что, если этот человек, – перебила ее Хлоя, – хочет стать своим в городе, где родился? Это что, преступление? Нет. Преступление – обвинять невиновного человека. Разве сын должен отвечать за родителей?
Хлоя чистила яблоки и пыталась сосредоточиться на этом занятии, чтобы успокоиться.
– Вы с самого начала неверно о нем судите. Как не стыдно слушать глупые сплетни и чернить человека, который никому ничего плохого не сделал?
– Она втрескалась по уши, – прошептала Лана. – Когда женщина так яростно защищает парня, с ней все ясно.
– Угу, – согласилась Огастина.
– Кого или что с таким пылом защищает моя прелестная дочь? – поинтересовался мэр Уокер, входя в комнату. Он поцеловал Хлою в щеку, и та закусила губу, вынуждая себя промолчать. Она в пылу спора совсем забыла об отце.
– Собственно, можно и не спрашивать, – рассмеялся мэр, не обратив внимания на неловкое молчание. – С головой бросилась в новое начинание? Что на этот раз?
Хлоя предостерегающе посмотрела на женщин. Пусть только попробуют рот открыть. Как ни странно, обе присмирели и занялись своими делами.
– Признавайся, Хлоя, – шутливо настаивал отец. – Что за очередной подвиг? Спасение крыс? Борьба с загрязнением окружающей среды? Заповедник для койотов? Что?
– Ничего.
– Не может быть. Ты же как в воду опущенная. Уж меня-то не обманешь. Ага, понял! Какой-то человек, которому временно изменило счастье, убедил тебя отдать все наличные деньги на охрану бедных птичек, которые загадили шпиль церкви святой Маргариты.
– Па, ты прекрасно знаешь, что эти бедные птички погибли, когда…
Хлоя осеклась и бросила негодующий взгляд на Лану, когда та осмелилась хихикнуть. Хлоя действительно любила птиц, кормила каждый день. Хотя большинство жителей города терпеть их не могло.
– Разве ты не помнишь, что они погибли в прошлом году во время бури, когда молния ударила в крышу.
– Совершенно верно, – торжествующе улыбнулся отец. – А теперь вспомни, сколько денег ты выбросила на ветер, пытаясь перевести их в другое место, чтобы сохранить стаю? И что же? Они все равно передохли к величайшей радости всего города. По крайней мере, теперь не приходится отмывать от помета церковный шпиль.
– Знаешь, па, не настолько уж я безнадежна.
– Разве? – с сомнением пробормотал отец. – В таком случае, может, ты организуешь новый комитет?.. Ну, скажем, по сохранению водорослей в городском бассейне? Ведь все живое достойно заботы, не так ли?
Хлоя снова повернулась к Лане, издавшей странный звук.
– Убирайтесь все, – строго сказала она. – У меня много дел.
– Оно и видно, – серьезно кивнула Огастина, хотя в глазах ее светились веселые искорки.
Хлоя с отвращением взглянула на только что очищенное яблоко. Вернее, то, что от него осталось после очистки. Бросив яблоко в раковину, она беспомощно подняла руки.
– С меня хватит. Удачи вам, друзья мои. Я удаляюсь. До завтра.
– Погоди, солнышко, – окликнула ее Огастина. – Прости нас, пожалуйста.
– Да, дочка, извини. Просто иногда так и подмывает тебя подразнить, – вмешался улыбающийся отец. – Ты так доверчива, Хлоя. И это меня беспокоит.
Неужели она не сумеет убедить его, что не вляпалась в очередную авантюру? Ведь она же искренне верит во все, за что борется? Почему он не понимает, как ранит свою дочь недоверием и насмешками? Считает ее безголовой пустышкой, легкомысленной дурочкой и даже не пытается ее понять?