— Мне не нравится это, Худышка. Совсем не нравится, — прошептал он.
Захваченная в плен, Хлоя ощущала себя беззащитной, беспомощной. Желание сжигало ее с такой силой, что она едва сдерживала крик.
— Боюсь, тут уж ничего не поделаешь.
— Хлоя, — прошептал он, — ты не представляешь, чем рискуешь.
Но она всем телом прильнула к нему, и Томас обо всем забыл.
Такие мягкие, такие нежные губы… никакой помады, только живая плоть. Между ними нет ни одной преграды… Только бездонная пропасть… Он коснулся языком уголка ее рта, и она приоткрыла губы. Ни колебания, ни сопротивления.
Томас уже не владел собой. Жаркая волна окатила его исступленным желанием, и безумная потребность обладания этой женщиной заставила забыть обо всем остальном. Он ожидал, что она начнет вырываться, разозлится на него, но этого не произошло. Хлоя оказалась права — тут уж ничего не поделаешь. Каким-то непостижимым образом она проникла ему в сердце, а такого он никак не ожидал. Не верил, что это вообще возможно.
Сладостно-свежий вкус ее губ сводил Томаса с ума. На его пути встречалось много женщин, но ничего подобного он еще не испытывал. Этот поцелуй окончательно лишил его самообладания и обнажил душу: месть, корысть — разве это главное в его жизни?
Хлоя, тихо застонав, выгнулась, и Томас с ужасом осознал, что хочет навсегда забыть о мрачных тайнах, о том, что не имеет права никому доверять, о своих обидах… Сейчас он желал лишь целовать ее.
Томас нежно прикусил ее нижнюю губу, и Хлоя приподняла голову, словно требуя новых ласк. Он снова припал к ее рту и с необъяснимым восторгом ощутил ответную дрожь. И тогда рванул Хлою к себе, сжал так, что острые твердые соски уперлись ему в грудь. Он просунул ладонь между спиной Хлои и стеной и притиснул ее упругие бедра к своим. Она, закрыв глаза, все теснее прижималась к его затвердевшей плоти, но Томас еще не верил, что они могли зайти так далеко. И всего лишь после одного поцелуя! Он прильнул губами к ее шее, отодвинул ворот жакета…
Резкая трель телефонного звонка отрезвила их. Хлоя испуганно забилась в его объятиях, и Томас, выругавшись, медленно отступил. Она поспешно схватила трубку.
— Привет, па, — поправляя жакет и смущенно одергивая юбку, сказала Хлоя.
Ее широко раскрытые глаза не отрывались от Томаса. Никогда прежде женщины не смотрели на него так… доверчиво и невинно. Неловко поежившись, он отвернулся, но не мог не слышать того, что она говорит.
— Да, я знаю, что он приехал навсегда, — пробормотала она срывающимся голосом, и Томас резко обернулся. Хлоя отвела глаза, и он понял: они говорили о нем. — Этого я не сделаю. Он мой друг.
Она вздохнула, наклонившись, погладила Гарольдину и терпеливо выслушала привычную тираду насчет недопустимости ее поведения. Отец уже в который раз повторил, что давно пора найти приличную квартиру, нанять еще одну повариху, чтобы не трудиться, в кафе с утра до вечера, а еще лучше — подыскать приличную работу, как у сестры… Словом, перестать быть собой, с тоской думала Хлоя, и превратиться в самодостаточную женщину, какой ее и хотели видеть родители…
Сморгнув навернувшиеся на глаза слезы, Хлоя выпрямилась и, чтобы не дослушивать проповедь до конца, торопливо сказала:
— Мне жаль, что ты так считаешь, но волноваться не из-за чего. Никто не причинит мне зла. — Встретившись глазами с Томасом, Хлоя перевела дыхание. — Мне нужно идти, па. Пожалуйста, не тревожься.
Она повесила трубку, и Томас смог наконец перевести дыхание.
— Насколько я понимаю, тебя предупредили насчет страшного серого волка.
— Он боится неприятностей. Считает, будто ты специально приехал, чтобы обрушить на головы горожан всякие беды. — Хлоя нервно засмеялась. — Ну там, побить витрины в магазинах, взорвать пару домов…
Кажется, у старого негодяя отличное чутье!
— А как по-твоему, почему я здесь?
Лицо Хлои осветилось милой, почти детской улыбкой, и у Томаса заныло в груди. Она подошла совсем близко, но не стала дотрагиваться до него.
— Наверное, для того чтобы наконец примириться с прошлым, разве нет?
Какая слепая вера, подумал он, отступая. Жаль, что придется ее разрушить, ведь уничтожив Хизер Глен, он нанесет Хлое смертельную рану. В нем еще оставалось достаточно человечности, чтобы проникнуться к ней состраданием.
— Я уже объяснял, у меня здесь дела.
— Ты мог бы заниматься делами где угодно. Говори, что хочешь, но я не могу представить, чтобы ты без достаточно веских причин вернулся сюда.
Если бы она только знала… Но сколько лет прошло с тех пор, когда она была одной из немногих, кто не обвинял его во всех грехах. Да и теперь десятки служащих Томаса старались держаться от него на расстоянии и работали в его фирме лишь потому, что он нанимал только профессионалов высокого класса и платил им куда больше, чем другие. А вот Хлоя не опасалась его. Однако Томас вовсе не был уверен, что это так уж хорошо.