Глядя в залитое слезами растерянное лицо, Томас заметил кое-что еще. И мысль об этом была гораздо отвратительнее мыслей о том, как она ранила его. Это он сделал ей больно!
— Прости, — шепнул Томас, пытаясь привлечь к себе ее ставшее негнущимся тело. Но Хлоя оттолкнула его. — Пожалуйста, Хлоя, мне ужасно жаль.
Хлоя яростно затрясла головой, так что концы волос душистой волной прошлись по его лицу.
— Думаешь, я хотела твоей смерти?
— Нет, конечно нет. Я был дураком, Хлоя. Совершенным идиотом. Помрачение нашло…
Она снова попыталась освободиться. Лицо искривилось мучительной гримасой.
— Почему ты вообще посмел так подумать, Томас? Как ты мог?!
— Ты говорила во сне, Худышка…
— Что я такого могла сказать во сне? — спросила она, все еще пытаясь высвободиться. — Что могло навести тебя на подобные мысли?
Томас не разжал рук, даже получив достаточно чувствительный тычок локтем под ребра.
— Ты сказала: «Я не позволю тебе уничтожить Хизер Глен. Не позволю». — Томас беспомощно пожал плечами. — Что я должен был подумать?
— Что я лишь хотела остановить тебя. Помочь увидеть, что, уничтожив Хизер Глен, ты ничего не добьешься, только еще больше ожесточишься.
— Я… О, Хлоя… — Томас еще крепче прижал ее к себе, хотя боль простреливала каждую мышцу его тела. Так ему и надо! — Доверие к людям слишком тяжело мне дается. Я к этому не готов.
Хлоя вскинула голову и долго смотрела на него, прежде чем сказать:
— Зато ты готов был подумать про меня самое худшее. Хуже не бывает. Даже злейшему врагу я не способна пожелать зла, — шмыгнула носом Хлоя, все еще пытаясь освободиться. — А уж тебе… Как мне теперь жить с этим?
— Не знаю.
Хлоя бессильно обмякла, и Томас тут же ослабил хватку, хотя все еще старался притянуть ее к себе. Но Хлоя воспользовалась его оплошностью и ловко вывернулась из объятий.
— Я думала, что между нами что-то особенное, Томас. Необыкновенное. Не так, как у других. Конечно, при этом я видела, что ты замкнут и не желаешь довериться мне, но искренне верила, что вместе мы сумеем справиться с этим.
И снова сердце Томаса перевернулось. На этот раз от страха. Она говорила о прошлом. Только о прошлом. Словно была уверена, что будущего у них нет. Хлоя ускользает… уходит… растворяется.
— Мы справимся, Худышка. Вместе мы все преодолеем.
— Нет, Томас, — спокойно покачала головой Хлоя. — Я не могу довериться человеку, который не убежден в моей искренности.
Она направилась было в спальню, но тут же замерла при звуках безнадежно охрипшего голоса.
— Пожалуйста, дай мне еще шанс… Всего один.
Темные как ночь глаза, в которых таилось так много секретов, испытующе и тревожно смотрели на нее. Хлоя заколебалась: это был взгляд человека, которому она небезразлична. Впрочем, должно быть, она ошибается. Разве любящий мужчина способен обвинить любимую во всех смертных грехах?!
— Хлоя…
Она отрешенно смотрела на огонь в камине и молчала.
Не смей снова пытаться соблазнить меня сладкими словами после всего, что ты наделал, Томас Магуайр! Никто из тех, кого я люблю, никогда не верил в меня по-настоящему. Ты просто один из многих!
Томас шагнул к ней и умоляюще, так что у Хлои перехватило дыхание, прошептал:
— Пожалуйста, Хлоя. Я знаю, ты очень терпелива. Постарайся понять меня.
Будь твердой! Умей постоять за себя! Не позволяй никому отнять жалкий остаток гордости, который удалось сохранить.
— Понять? Понять, как у тебя хватило ума и сердца посчитать, будто я способна взорвать твой дом? Нет, этого я понять не в силах. — Хлоя прерывисто вздохнула. Позже она будет плакать и метаться в тоске. Но не сейчас. — Томас, я прошу тебя уйти.
Когда он снова обнял Хлою, она неуклюже вытирала рукавом непрошеные слезы.
— Хлоя, послушай же, кто-то пытается прогнать меня из города. И тут я узнаю, что тебе известно, кто владелец «Сьерра риверз», — повторил Томас, слегка тряхнув ее за плечи, поскольку Хлоя упорно не поворачивала головы. — И не словом об этом не обмолвилась. Что я должен был думать? Конечно, я виноват. Но, Худышка, мне сейчас очень плохо. Я совершенно сбит с толку. Именно потому, что никогда и ни к одной женщине не испытывал ничего серьезного… Кроме тебя. И, если уж быть совершенно честным, вероятно, я подсознательно ищу возможности ускользнуть, избавиться от чувств, которые меня мучат, и снова вернуться к прежней жизни. И вдруг у меня появился повод обвинить тебя во всех неприятностях. Вот тогда… Черт, не знаю! Словом, у тебя были причины… пусть и весьма шаткие. Я и ухватился за этот повод, как за соломинку. Прости, Худышка. Прошу тебя, прости.