— Я и не собиралась трепаться, Ноа, — обиженно замечает Дженнифер, натягивая плед еще выше. — Мне важно, чтобы это осталось только между нами, и я определенно в курсе твоих отношений с Тиной.
— Блядь. Тина…
Ноа зажмуривается и проводит раскрытой ладонью по волосам. Он в полнейшей жопе. Тина никогда его не простит. Никогда. Ноа собственноручно закопал самые искренние отношения в своей жизни, потому что врать любимому человеку равносильно измене. Какой из двух зол выбрать — вот важный вопрос.
***
Тина обнимает подушку, уткнувшись в нее лицом. На улице рассвет, а в душе Ноа — отчаяние. Смотреть сейчас на Тину невыносимо больно, потому что совесть поднимает Ноа над землей, отключая законы гравитации, а затем снова опускает рычаг, и он падает вниз на самое дно. Глубокое, темное дно своей отвратительной сущности.
Ноа не может разбудить Тину, потому что не имеет понятия, как объяснить ей свою измену. Просто стоит и наблюдает за размеренным дыханием. Прикрывает глаза, чувствуя себя последним ублюдком, и мечтает продлить этот момент как можно дольше, ведь пока Тина крепко спит — у них всё хорошо.
Ноа не рассказывает правду ни в этот день, ни в последующие два. Утром субботы Тина целует его в шею, обнимает и втягивает носом запах цитрусового геля для душа. Ноа тихо молится, что стер с себя этот приторный аромат чужих духов, а костюм, лежащий в пакете для химчистки, никогда не попадет в руки Тины. Чувство вины съедает его изнутри, скребется о ребра, прокалывает острыми иголками сердце. Волк тоже скулит, будто сбросив искушение со своих мохнатых лап. Они оба виноваты.
Вчера Ноа не вышел на работу и получил три сотни звонков на домашний телефон — мобильный до сих пор не нашел себе замену. Сегодня выбора нет. Подписание важного договора с городской мэрией на крупную дотацию, которую Ноа добивался несколько месяцев. Только одна мысль о том, что придется увидеть Дженнифер с ее взглядом, полным надежды, вызывает у Ноа дикую головную боль. Сейчас все вызывает боль. Особенно карие глаза Тины, которые смотрят на него с открытым подозрением и скрытым упреком.
Тина не может знать, а Ноа уверен, что расскажет ей правду, как только будет готов принять на себя смертельный удар. Обязательно расскажет. Только чуть позже.
***
Невыносимая пытка — сидеть за рабочим столом и видеть перед собой обиженную Дженнифер. В её руке приказ об увольнении, а в душе — ураган горьких эмоций. Ноа не смотрит на нее, просто не в состоянии признать свои слабости. Присутствие этой девушки все усложняет, с самого утра волк буквально срывается с поводка, пытаясь снова возыметь сладкую добычу. Ноа не знает, когда она стала для него таковой. Когда она стала желанной для зверя, словно раньше он находился в глубокой спячке. Он не хочет это чувствовать, борется, но терпит поражение.
— Мисс Блейк, в последний раз прошу — покиньте мой кабинет, — грозно рыкает Ноа, стискивая челюсти до зубного скрежета. Еще мгновение, и контроль полетит ко всем чертям, потому что инстинкты обостряются, вновь чувствуют аромат духов, переплетенный с ванильным шампунем в ее волосах. — Если ты не уйдешь, может случиться непоправимое.
— Оно уже случилось, Ноа, — злость в её голосе режет по живым ранам. — Я полагала, что мы взрослые люди и решим этот вопрос немного иначе. Ты не имеешь права меня увольнять.
Дженнифер резко встает со стула напротив и ударяет листком по столу. Ноа тоже встает следом за ней. Сдерживать себя становится все сложнее — грёбаная нужда обволакивает разум, а ладонь постепенно выпускает поводья контроля, освобождая дорогу хищнику. Секунда, и Ноа обхватывает затылок Дженнифер, притягивая ее для поцелуя — страстного, порочного, вновь неправильного. Он покусывает чужие губы, слышит низкий стон в ответ и, сильно зажмурив глаза, отстраняется назад.
— Уходи! — выкрикивает Ноа, держа голову в руках, словно сжимая тисками. — Пошла вон, я сказал. Убирайся к чёрту!
В голове звон. Внутри лопаются сосуды, заливая внутренности горячей кровью. Внутри такая пустота, что слышно эхо ударов собственного сердца. Это наваждение. Это сумасшествие. Ноа хочет прекратить это безумие, но не знает как. Ему срочно необходимо найти выход, иначе он сдохнет от ядерного взрыва где — то под ребрами. Иначе он потеряет Тину. А возможно, уже потерял.
***
Колин Прайс, их семейный доктор, не знает ответ на его вопрос. Твою мать, этот врач всегда находит решения даже самых сложных задач. Почему же сейчас в черных глазах удивление и растерянность?
Частная клиника для оборотней в самом центре города принимает Ноа радушием и живыми улыбками. Как же он устал видеть эту радость на окружающих лицах. Особенно когда пульс внутри отбивает траурную панихиду.
Кабинет Прайса обставлен по высшему разряду, еще бы, Ноа платит ему за один прием четыреста баксов. Бежевые стены увешаны дипломами, картинами и распылителями аконита — на случай непредвиденных обстоятельств. В ящике стола из рябинового дерева всегда лежит пистолет с пулями синего цвета, лишь кожаные кресла и диваны остаются просто мебелью. Хоть что — то радует.
— Мне жаль, мистер Васкес, но такого в моем опыте еще не встречалось, — медленно говорит Прайс, настороженно прищуриваясь. — Зачастую, оборотни вообще не чувствуют пару для размножения, а спокойно создают семьи на основе человеческих эмоций. Если всё же это случается, то волк сразу обозначает свои потребности, но в более мягкой форме. Попросту говоря, ты ощущаешь влечение, а не безумие.
— Плевать я хотел на его потребности, Колин, мне нужно знать, как всё это прекратить, — Ноа поднимается с кресла и начинает расхаживать в разные стороны. — Я не могу её уволить или принудительно перевести в другой отдел. Мне уже почти неделю приходится врать Тине и каждый раз принимать душ в тренажёрном зале перед уходом домой.
— Почему именно в тренажерном зале? — не понимает Прайс, заинтересованно наклоняя голову. — Вы прикасаетесь к ней и боитесь оставить на себе чужой запах? Но Тина ведь не оборотень.
— Я не прикасаюсь к ней, точнее, стараюсь этого не делать, хотя частенько оказываюсь рядом, будто загипнотизированный, — Ноа останавливается и потирает уставшие глаза — в последнее время он крайне паршиво спит. — От Дженнифер всегда так приятно пахнет, и порой мне кажется, что этот запах пропитал всю мою одежду и проник под кожу.
— У вас просто обостренные инстинкты, не более того. Обоняние должно прийти в норму, когда потребности будут удовлетворены, ну, а каким именно способом, мне не нужно вам объяснять, — Прайс пожимает плечами, давая понять, что решение у проблемы только одно. — Посоветуйтесь с кем — нибудь еще, кроме лечащего врача. С кем — нибудь, кто знает проблему с другой стороны — животной.
Ноа опускает взгляд к полу, скрещивает руки на груди и задумывается на несколько секунд. Абсурд. Что может посоветовать Глен? Ничего нового этот старый сводник не посоветует, лишь посмеется и скажет свою излюбленную, заранее подготовленную фразу.
«Я ведь предупреждал тебя, племянничек, я ведь предупреждал».
***
— Я ведь предупреждал тебя, Ноа, разве не так? — ехидно усмехается Глен. — Что ты хочешь от меня услышать? Иди и трахни её, обзаведись детьми, вырасти их так, чтобы любимый дядюшка смог передать им нашу империю, и боготвори дальше свою Тину хоть до самой гробовой доски.
Глен прикуривает сигарету, поднимает к потолку взгляд и выпускает изо рта насыщенные клубы дыма. Он довольный, как ребенок, получивший заветный леденец. Как победитель, которому вручили призовой кубок. Глен — хищник, знающий цену своим словам и действиям. Ноа на сто процентов уверен, что дядя заранее предвидел такой поворот событий, вот только как? Размышлять об этом нет никаких сил.
— Я не понимаю ход твоих мыслей, Глен, — Ноа стоит напротив рабочего стола, намеренно не усаживаясь в офисное кресло. — Как я могу обзавестись детьми и при этом остаться с Тиной? У тебя крыша поехала?