— Я же вижу, тебя что-то беспокоит. Что именно?
Джон смотрит сначала на Тину, затем в окно, где ночное небо оберегает полную луну, а потом снова на Тину. В очередной раз глубоко вдыхает спертый воздух больничной палаты, и прикрывает на секунду глаза.
— Нам нужно серьезно поговорить, — быстро произносит несколько слов, не давая себе передумать, — я скажу тебе то, что может показаться странным, но ты просто слушай и не задавай лишних вопросов до тех пор, пока в эту палату не войдет нужный человек.
— А потом можно задавать? — Тина усмехается, встречаясь с недовольным взглядом отца. — Хорошо. Молчу.
— Лучше вообще не задавай никаких вопросов, мне и без них очень сложно, — он хмурится, увеличивая на лбу итак огромное число морщин, — когда всё закончится, в них вообще не будет необходимости. Идет?
— Как скажешь, — будто у неё есть выбор.
Тина ворочается на койке, находя более удобное положение, но из-за капельницы в руке это крайне сложно воплотить в реальность. Она берет свободной рукой стакан с водой, стоящий рядом на тумбочке, чуть приподнимается и делает несколько больших глотков, словно готовясь к великой засухе. Наверное, это должно было успокоить и подготовить Тину непонятно к чему, но ожидаемого так и не произошло — волнение не исчезло, а лишь усилилось. Кишечник начинает скручивать спазмом, горло просит еще один глоток живительной влаги, и Тина одобряет его желание, выпивая залпом остатки воды. Стакан возвращается на свое прежнее место, а Тина вновь кладет голову на подушку, изредка поглядывая в окно: лунный диск освещает верхушки листьев платиновым светом, но и это не успокаивает. Будто ей вот-вот скажут страшный диагноз, например, как у матери. А что, если действительно так? Жаль, вода в стакане не умеет появляться по велению мысли, Тина бы с удовольствием осушила его вновь.
— Дочка, — нерешительно начинает Джон, а у Тины леденеют пальцы на ногах, — во-первых, я хочу извиниться заранее, потому что дал согласие на обратную процедуру. Ты пока не знаешь, в чем здесь смысл, но я говорил именно об этом — смысла сказанного ты можешь сейчас не понять. А во-вторых, скоро сюда придет человек, которого ты уже видела однажды. Но, перед тем, как его позвать, я хочу задать тебе один единственный вопрос. Обещай, что ответишь мне на него честно?
— Обещаю, — непринужденно отвечает Тина, потому что на самом деле не совсем вникает в отцовские слова. — Что за вопрос?
— Ты снова встречаешься с Ноа Васкесом? Тебя нашли в его машине.
Тина замирает, переставая моргать, и неотрывно смотрит на отца.
— Я не знаю, — честно, без подоплеки лжи говорит она. — Правда. Это… сложно. У меня много вопросов, но…
— Ты с ним спала?
А вот такого Тина никак не ожидала услышать. Она давится несказанными словами, забывает свои незаконченные мысли, удивленно округляя глаза. Они никогда не разговаривали с отцом на такие интимные темы. Это нонсенс. Запрет.
— Ч-что? — заикается Тина, как маленький ребенок, ибо чувствует себя именно так. Будто нашкодила, и сейчас её ждет праведная порка по оголенному заду. — С каких пор ты интересуешься моей сексуальной жизнью?
Тина с удовольствием бы присела на кровати, чтобы ощущать немного больше уверенности, но это невозможно. Кажется, что всё вокруг настроено против неё. Не дает сбежать или, хотя бы, тупо закрыть уши. Если только одной рукой.
— Я спрашиваю это только по одной причине: когда сюда войдет Глен Васкес — ты вспомнишь то, что причинит тебе боль, — голос отца повышается, заставляя машинально напрячь почти каждую клеточку своего тела. Джон закрывает глаза, откидывается на спинку кресла, затем поднимает веки и смотрит в потолок. — Я не хочу повторение старого сценария. С меня хватит, Тина, — говорит он устало, с долей грусти. — Я желаю тебе счастья, но ты меня убиваешь. Вы оба меня убиваете.
— А Глен-то здесь при чем? — Тину начинает изрядно подташнивать от этого разговора. Логические цепочки рушатся, пытаясь заменить имя Ноа на Глена, но делают всё только хуже. Она, вроде как, только недавно начала более-менее понимать смысл происходящего, а теперь снова черная дыра внутри и апокалипсис в голове. — Я что… с ним…
— Нет, Господи, нет. Ради всего святого, Тина, прекрати попытки понять, мы ведь договорились, — Джон садится прямо и трясет в воздухе руками, заметно выходя из себя. — Ты сейчас того и глядишь, заработаешь себе новый приступ, а всё, что мне нужно в данный момент, так это подготовить тебя к… возвращению. Тебе вернут память, Тина, вот что я пытаюсь сказать.
Отец резко подрывается с кресла и подходит к окну, опираясь руками на подоконник. Он размеренно дышит, стараясь не заработать сердечный приступ, от которого его почти каждую неделю предостерегает лечащий врач. Тина тоже начинает заметно нервничать, потому что не хочет такого завершения их непродолжительного разговора. Она всё еще нихрена не понимает, но это вовсе не значит, что стоит в своих провалах винить единственного родного человека, которому можно безоговорочно доверять. И Тина доверяет ему, правда. Всей душой доверяет, хоть и не говорит об этом вслух.
— Что от меня требуется? — Тина чуть приподнимается на одном локте, чтобы как можно лучше видеть отца и наблюдать за его состоянием. — Я сделаю всё, что ты скажешь.
— Просто расслабься и позволь Глену сделать свое дело, — он оборачивается к Тине, — а там все вернется на свои места. Глен будет здесь уже очень скоро, мне лишь нужно кое-кому позвонить.
Дверь в палату открывается, и они оба обращают внимание на вошедшего доктора Данбара. Тот приветственно кивает и вытаскивает из нагрудного кармана маленький медицинский фонарик.
— Как себя чувствуешь, Тина? — по дороге доктор поправляет стойку с капельницей и подходит ближе, внимательно разглядывая лицо и наклоняя голову, чтобы осмотреть уши. — Как твоя голова? Препараты еще действуют?
— Всё настолько плохо? — обеспокоенно спрашивает Тина.
— Я не буду тебя пугать, но если мы в ближайшее время не решим вопрос с процедурой возврата воспоминаний, то твои мозги просто закипят, — доктор улыбается, наверное, пытаясь выглядеть добрым, заботливым и участливым, но у него не получается. Он, скорее, похож на свихнувшегося придурка, желающего рассмотреть те самые мозги под микроскопом. — Но, как я понимаю, вы пришли к согласию?
— Здесь не требовалось её согласие, в данной ситуации я несу полную ответственность за принятые решения, — Джон подходит к доктору, скрещивая руки на груди. — Единственное, в чем я хочу убедиться, так это в безопасности будущей процедуры. О согласии Глена Васкеса можете не беспокоиться.
— Две минуты терпения, месяц реабилитации на специальных препаратах, нормализующих работу мозга, и Тина вернется к полноценной жизни. Если можно так сказать, — доктор чуть заминается на последнем предложении. — Потому что помнить она будет абсолютно всё. Включая время после первой процедуры.
— Хорошо, тогда с вашего позволения, я позвоню тому, кто может привезти нам Глена без лишних возражений, — отец напоследок смотрит на Тину и приподнимает брови. — Все в порядке?
— Да как сказать… — почти шепотом говорит она. — Мне очень сложно выбрасывать из головы очередной десяток вопросов.
И это правда. Услышанный диалог начинает запускать новый рычаг, отвечающий за волнение, переживания, тревогу. Тина всячески старается оградить себя от панической атаки, которая основывается как раз на этих трех китах, и вроде пока получается, но надолго ли хватит — неизвестно. Глубокий вдох, и она закрывает глаза, расслабляется, насколько это вообще возможно. Не думать, главное — не думать. Не сомневаться, не пытаться понять. Господи, как же сложно остановить этот беспорядочный поток мыслей. Тине явно не хватает парочки таблеток Аддерола.
Как же сложно запретить себе безмолвно звать в глубине сознания Ноа, хоть и не уверена до конца, стоит ли вообще это делать. Правильно ли поступает? Почему так хочет, чтобы он оказался рядом? Где вообще сейчас этот чертов оборотень?